Ее секрет - [2]

– Разумеется, помню. – Ее отец просиял и протянул ей обе руки.

Лео бережно поцеловала его в лоб.

– Ты поел хлеба?

– Я даже дочиста вылизал тарелку, не оставив ни единой крошки, – ответил он. – А ты ступай и повеселись немножко. Ты и так проводишь слишком много времени здесь, со мной.

– Как прошло твое утро в аптеке?

– Отлично. Пришли несколько солдат, но они остались крайне разочарованы, узнав о том, что ты ухаживаешь за их куда более везучими собратьями в мэрии Саттон-Вени. А еще придется приготовить новую порцию кольдкрема «Лео». Мы опять распродали весь его запас. Миссис Кидд заявила мне, что он куда лучше «Пондса».

– Так я и знала, что он им понравится. Быть может, теперь ты позволишь мне продавать и помаду для губ.

Ее отец покачал головой, но улыбка по-прежнему не сходила с его лица.

– Только представь себе, что скажет на это миссис Ходжкинс!

Лео и без него прекрасно знала, что скажет миссис Ходжкинс, которая назначила себя ответственной за ее моральное воспитание. Она мысленно поблагодарила Господа за то, что отец не надел очки и поэтому не видел ее ресниц.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы меня окружал родительской заботой кто-нибудь еще, кроме тебя.

Глаза отца наполнились слезами, и Лео поняла, что он вспомнил ее мать, которой даже не представилась возможность прижать к груди свою дочь.

– Что ж, – проговорил он дрогнувшим голосом, – фактически, теперь это твоя аптека. Я ведь в ней практически не бываю. А сейчас, пожалуй, я пойду прилягу, родная. Что-то я совсем вымотался.

Лео смотрела, как он, старчески шаркая ногами, уходит прочь, время от времени придерживаясь за стену, чтобы не упасть. Затем она поспешила вниз, к Джоан.

– Извини, что заставила тебя ждать.

– С ним все в порядке? – спросила Джоан.

Лео покачала головой.

– Не знаю. Такое впечатление, что война высасывает из него все жизненные соки, отчего он слабеет на глазах.

– Я могу чем-нибудь помочь? – Джоан ласково сжала руку Лео.

– Нет. – Лео промокнула влагу в уголках глаз. – Идем.

И они зашагали вверх по главной улице. На ходу Лео помахала своему соседу, мистеру Бэнксу, который, судя по всему, глазам своим не поверил, глядя на них, но, тем не менее, помахал в ответ. Лео почувствовала, как с плеч у нее словно свалилась неподъемная ноша.

Как все-таки славно выйти на улицу и забыть, хотя бы ненадолго, о том, во что превратился этот мир! А заодно и добавить немного красок себе на лицо, дабы компенсировать тот факт, что платью ее исполнилось уже четыре года, что оно вылиняло до тускло-серого цвета и столько раз подвергалось штопке, что иногда казалось, будто оно сплетено из ниток, а не сшито из ткани. Как славно беззаботно смеяться вместе с Джоан, а не пребывать в постоянном нервном напряжении, ожидая известий о том, кто еще умер из деревенских мальчишек!

Под ногами у них похрустывали опавшие листья вязов – листья, которые летом появлялись с такой же быстротой, как и новые надгробия на кладбище. Лео уже открыла рот, чтобы расспросить Джоан о последних новостях, когда впереди показалась группа солдат из военного лагеря. Присутствие солдат, австралийских медсестер, таких как Джоан, близость армейского лагеря – все это казалось Лео знакомым и привычным, и она вдруг поймала себя на том, что уже и не помнит, как выглядела деревня до того, как рядом с ней построили ровные ряды бараков и военный госпиталь, в котором работала Джоан. Вдалеке уже виднелись мишени на стрельбище, белые прямоугольники которых походили на носовые платки, развешенные сушиться на ветру. Над головами пролетел биплан, готовясь приземлиться на лугу рядом с лагерем, но Лео все равно поспешно пригнулась, словно не доверяя всему, что могло обрушиться на нее с небес.

И вдруг Джоан схватила Лео за руку.

– Быстрее, – прошипела она. – Вон там стоит миссис Ходжкинс, и она увидит тебя, если мы не поторопимся.

Толпа солдат, столь многочисленная, что идущим навстречу деревенским жителям пришлось отойти на обочину, послужила для Лео и Джоан прекрасным прикрытием.

– Леонора!

Услышав, как кто-то окликнул ее, Лео улыбнулась знакомому мальчишке, – правда, теперь он уже превратился в мужчину в солдатском мундире, – которого знала всю жизнь как Альберта с фермы Грея. Когда он в последний раз был в увольнении, то пригласил ее на прогулку, а потом сводил и в синематограф. Провожая ее домой, он поцеловал ей руку, и Леонора даже закрыла глаза, чтобы ощутить тот удар молнии, который всегда поражает влюбленных в книгах, когда они касаются друг друга. Но она испытала лишь желание оказаться где-нибудь в другом месте, – например, в Лондоне, где она еще до войны проучилась три года в школе, после чего вернулась домой, и ей отчаянно хотелось чего-то большего, нежели торговать с рук помадой в госпитале, сбывая ее медсестрам и сиделкам.

Но на сей раз Альберт даже не попытался взять ее за руку.

– Что ты с собой сделала? – спросил он, и глаза его недоуменно расширились при виде ее подкрашенных ресниц.

Лео почувствовала, как радость, которую она испытала после того, как искусно подкрасила ресницы, стремительно тает.

И правда, что же она наделала? Изготовила тушь для ресниц в то время, когда мужчины сражаются на фронте, чтобы спасти ее страну. Она опустила глаза, глядя себе под ноги и сгорая от стыда за собственную фривольность.