Ее андалузский друг - [9]

— Продолжай.

— Я повстречала Давида. Мы поженились, у нас родился Альберт, и вдруг годы понеслись вскачь. Дальше я ничего особенного не помню.

Ей не хотелось продолжать.

— Чего ты не помнишь?

София положила в рот еще небольшой кусочек.

— Некоторые периоды жизни просто сливаются, путаются.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю.

— Но ведь ты знаешь, — улыбнулся он.

Она поковыряла в тарелке вилкой.

— Застой.

Казалось, это слово еще более подогрело его любопытство.

— В каком смысле?

София подняла глаза:

— Что-что?

— В каком смысле — застой?

Она отпила глоток воды, обдумывая его вопрос, и пожала плечами:

— Как у большинства матерей. Дети и одиночество. Давид работал, много ездил по командировкам. Я сидела дома… Ничего не происходило.

София задумалась, какое у нее в этот момент выражение лица. Почувствовав складку на лбу, усилием воли разгладила ее, пытаясь улыбнуться. Прежде чем Гектор успел задать новый вопрос, она продолжала:

— Прошли годы, Давид заболел. Остальное тебе известно.

— Расскажи.

— Он умер, — ответила она.

— Знаю. Но что с ним случилось?

На этот раз Гектор не почувствовал, что здесь проходит граница дозволенного.

— Да что тут скажешь? У него нашли рак. Два года спустя его не стало.

Тон, которым она произнесла эти слова, не позволил ему продолжить тему. Некоторое время они ели в молчании, затем разговор продолжился в том же стиле. Гектор задавал вопросы, а София кратко отвечала на них, не пускаясь в рассказы. Улучив минутку, бросила взгляд на часы. Он тут же понял намек — чтобы сохранить лицо, тоже посмотрел на свои наручные часы.

— Время летит, — проговорил он нейтральным тоном.

Возможно, в этот момент Гектор осознал, что вел себя слишком настойчиво, проявляя излишнее любопытство. Во всяком случае, он вдруг заторопился, свернул салфетку, стал холоден.

— Хочешь, Арон отвезет тебя обратно?

— Спасибо, не нужно.

Гектор поднялся первым.

В метро по пути обратно в больницу София прислонилась лбом к стеклу, вглядываясь невидящим взором в темноту, в размытые контуры, пролетающие мимо.

Нет, он не был настойчив — просто пытался понять, кто она такая по отношению к нему. И в этом София узнавала саму себя: она была такая же, лучше понимала себя через других, стремилась узнать, понять. Однако сходство и пугало ее. В его присутствии она с самого начала испытывала страх — не перед ним, а перед тем, что он излучал, тем, что происходило в такие минуты с ней.

Одиночество было простым и монотонным. Она знала его до последней точки, пряталась в нем целую вечность. И каждый раз, когда кто-нибудь пытался приблизиться к ней, когда ее добровольная изоляция на мгновение переставала казаться абсолютной, она делала шаг назад… Но на этот раз все было иначе. Появление Гектора указывало на что-то другое…

Внезапно София оказалась в полосе ослепительного света. Поезд метро вынырнул из тоннеля и понесся по мосту между остановками «Бергхамра» и «Дандерюдская больница» — лучи солнца атаковали вагон. София очнулась от своих размышлений, поднялась и встала у двери, стараясь сохранить равновесие, когда поезд со скрипом затормозил у перрона.

София вернулась в больницу, поднялась наверх, переоделась и снова взялась за работу, чтобы отогнать ненужные мысли. Теперь у нее не было любимчика в отделении — но она надеялась, что кто-нибудь вскоре появится.

3

Ларс Винге набрал номер Гуниллы Страндберг. Она, как всегда, не ответила, и он положил трубку. Через сорок секунд зазвонил его мобильный.

— Алло!

— Ну? — спросила начальница.

— Я только что звонил тебе, — проговорил он.

Тишина в трубке.

— Ну?

Винге прокашлялся.

— Помощник забрал медсестру.

— Продолжай.

— Он отвез ее в ресторан, где Гусман угостил ее обедом.

— Прерви наблюдение и приезжай в офис, — сказала она и отключилась.

Ларс Винге следил за Гектором Гусманом и Ароном Гейслером с тех пор, как Гусман выписался из больницы. Работа неинтересная — совершенно не о чем рапортовать. Он считал, что такие задания должны выполнять другие — у него куда более высокая квалификация. Он по сути своей аналитик, поэтому его и взяли. Во всяком случае, именно так сказала Гунилла Страндберг, когда двумя месяцами раньше предложила ему работу. В результате он день за днем просиживал в машине, ведя слежку, в то время как остальные члены рабочей группы занимались сбором сведений, разработкой возможных сценариев дальнейших событий и теоретическими выкладками.

Ларс проработал в полиции двенадцать лет, прежде чем на него вышла Гунилла. До этого он работал в полиции общественного порядка Западного округа, пытаясь хоть как-то сгладить этнические противоречия. В своей работе он чувствовал себя одиноким. Коллеги не проявляли такого интереса к общественным вопросам, как он. Ларс по собственной инициативе написал отчет о положении дел в округе. Отчет не вызвал никакого резонанса и не получил признания. Впрочем, если быть до конца честным, Ларс и писал его лишь для того, чтобы хоть чем-то выделиться среди коллег-бройлеров. Именно так он воспринимал своих соратников: грубоватые, с неестественно раздутыми бицепсами, мощными шеями и расплывшимися лицами. Большинство из них казались ему интеллектуально неразвитыми. Они со своей стороны тоже недолюбливали его, не считая за своего, и он все время это ощущал. На службе Ларс Винге не был тем парнем, с которым другие стремились работать в паре. Когда им случалось дежурить по ночам, он проявлял осторожность, в случае опасности уходил в сторону, давая дорогу большим гориллам. За это его постоянно подкалывали в раздевалке.