Эдуард Стрельцов. Воля к жизни - [17]

А теперь посмотрим, как передал этот рассказ А.Т. Вартанян в книге «Эдуард Стрельцов. Насильник или жертва?»: «Что со Стрельцовым на поле вытворяли защитники! Толкали, цепляли, хватали за трусы, били по ногам… Проиграл тогда «Спартак». Единственный, но красивый гол ему забил все тот же Стрельцов: ох, как он обыграл двух защитников! А удар у него, сами знаете, был пушечный! Но спустя несколько минут допустил грубость – за товарища заступился, за Иванова. Того защитник «Спартака» Артемов локтем под дых ударил. Можно сказать, буквально нокаутировал. Ну а Стрельцов возьми да ответь Артемову… После этого случая его на три игры дисквалифицировали».

Есть разница? Конечно! Ведь тот неведомый болельщик говорит вообще. По его наблюдениям, Стрельцова на разных играх задирали соперники – толкали, цепляли, хватали. И только однажды (!) Стрельцов не выдержал! Было это 11 апреля 1957 г. в Одессе, когда Стрельцов ответил не тем, кто лично его толкал, цеплял и хватал, а минскому защитнику за удар Валентину Иванову. А что же мы читаем у А.Т. Вартаняна? Из приведенного им отрывка следует, что защитники минского «Спартака» толкали, цепляли, хватали Стрельцова, а «заплечных дел мастер» Шляпин не обращал на это внимания. Когда же Стрельцов ответил толкавшим, цеплявшим и хватавшим, его немедленно удалили с поля. Именно так понимает читатель приведенные отрывки. И именно на такое восприятие все и рассчитано.

«Ай да болельщик!» – восклицают поклонники Стрельцова. Действительно, удивительный болельщик, видевший с трибун все поле в деталях и запомнивший виденное на всю жизнь. Высоко сижу, далеко гляжу… Остается только горьковский вопрос: «А был ли мальчик?» Существовал ли этот удивительный болельщик, с которым автор «Советского спорта» случайно познакомился в 1987 г. на московском стадионе и который пролил столько света на неприятную историю вокруг Стрельцова? Ведь больше никаких упоминаний об этом человеке нет. За исключением авторства «Грибов лесов Белоруссии». А представьте, что другой корреспондент написал бы в любом другом издании примерно так: «В тот день я не собирался идти на стадион «Динамо», но позвонил заболевший приятель и с горечью сообщил, что пропадает билет. Чтобы не расстраивать друга, я пошел на матч. Играли «Динамо» с «Торпедо». День выдался дождливый, и на стадионе оказалось не так уж много народу. Да, – сказал вдруг мой сосед, симпатичный пожилой человек в сером плаще, укрывавшийся от дождя серебристым зонтиком, – а раньше, бывало, дождь не был помехой истинному болельщику. Вот как измельчали люди! Когда Эдик Стрельцов играл, народ валом валил, дождь – не дождь… Что уж говорить! Сильный был игрок, хотя и вел себя порой странновато. Мог ни с того ни с сего садануть соперника по колену. Я ведь был на том матче, все видел, все помню…» И что? Тоже верить прикажете? Такие чудесные болельщики с такими уместными и нужными воспоминаниями не вызывают особенного доверия как надежный источник информации.

К слову, Стрельцов, как мы могли убедиться, не был таким уж безответным игроком. На его счету предупреждений больше, чем у всех остальных игроков «Торпедо». Так что и огрызался он, и сдачу давал, и просто не всегда считал нужным сдерживаться.

В подтверждение воспоминаний Угланова приводят и слова Валентина Иванова, описавшего в книге «Центральный круг» (1973) похожую ситуацию. Правда, Валентин Козьмич пишет о матче с «Черноморцем», вышедшим в класс «А». Но ни в 1957-м, ни в 1956-м или 1955-м «Торпедо» не играло с «Черноморцем». Более того, в 1957 г. команда, получившая впоследствии название «Черноморец», именовалась ДСО «Пищевик». «Черноморцем» они стали с 1958 г., в класс «А» пробились только в 1964 г. Но, допустим, Валентин Козьмич запамятовал, с кем играл в 1957 г. Однако удар под дых наверняка запомнился надолго. Иванов пишет: «На поле ко мне приставили защитника – его фамилию я теперь уж и не припомню, – который совсем меня замучил. Стоило мне прикоснуться к мячу, как я получал сильнейший удар по ногам. А однажды, когда мы вдвоем подпрыгнули, пытаясь достать головой высокий мяч, он изо всех сил стукнул меня локтем в живот и угодил в солнечное сплетение. Некоторое время я не мог не то что подняться, но даже вздохнуть. В боксе это называется – нокаут. Подошел Стрельцов. Посмотрел на меня, на защитника.

– Сейчас я ему покажу, – и отошел.

Прошла минута, и оба они покинули поле. Стрельцова выгнал судья, защитника унесли…»

Иванов приводит этот пример не как иллюстрацию несправедливости, допущенной к Стрельцову, но в качестве характеристики Стрельцова-друга. Тому было 19 лет, а в таком возрасте, как подметил Иванов, «мы не всегда умеем верно оценивать свои и чужие поступки и обуздывать свои чувства». Стрельцов хотел заступиться за друга, но сделал это не лучшим образом и повел себя не очень умно, оставив команду играть вдесятером. Да и месть за друга оказалась неадекватной – Иванова-то не уносили с поля. Недозволенные приемы противника обходились без травм. Так с какой стати говорить об избирательной каре, о травле?

За нанесение травмы, как мы выяснили выше, игрока удаляют с поля. Что и произошло со Стрельцовым, намеренно разбившим сопернику колено. Возможно, минчане играли грубо. И возможно, грубили исподтишка, то есть не перед носом у судьи. Что, конечно, подло и некрасиво, но если судья не видит нарушений, он не сможет на них ответить. Когда же нарушение не просто явное, но еще и нарочитое, то почему судья не должен реагировать на него? Только потому, что Эдик хороший и ему еще нет двадцати лет?