Эдуард Стрельцов. Трагедия великого футболиста - [25]

— Убью, блядь.

Ну, думаю, Витя, хватит. Пора кончать этот спектакль. Подошел к нему «с ногами», финт левой в голову, финт правой в корпус, «дернул плечами», «показал глазами». Не бью, рано еще. Вижу: клюнул Гибон на мои «коронки», правой стал размахивать, как купец Калашников. Ну, здесь под его правую я навстречу и «рубанул» правым боковым. Как раз правая перчатка рваная была, набивки никакой.

Упал Гибон лицом вниз. Лежит на земле, не шевелится, кровь из ушей пошла. Улыбки у зрителей моих пропали. Слышу, сзади «шнырь» пропищал:

— Агей Гибона убил.

Испугался я, думал, правда убил. А тут уже и охрана бежит. Утащили Гибошу в медпункт, через тридцать минут он очнулся. Ничего с ним не случилось. Обыкновенный нокаут. А меня на пятнадцать суток — в ШИЗО. Вот где вес хорошо сгонять. Сидишь, как гарибальдиец Овод, в каменном мешке. Не хватает только охапки сена и цепи. Трапеза через день. В «летные» дни хлеб и кипяток. А в «пролетные» — воспоминания об этом. За пятнадцать суток десять килограмм как не бывало.

Законы тюремные знать надо хорошо. Помню, сели в карты играть. В «прикупе» приходят ко мне два валета, и оба бубновые. Что-то не сработало у партнера. Я этому партнеру — колодой по морде, а кулаком по печени. А ночью, когда спал, толпа на меня налетела. Избили. Кто-то лопатой по голове шарахнул. Оказывается, я был не прав: нужно было доиграть кон, а потом уже разбираться.

Эдика в лагере один раз ведь тоже чуть не убили, доской по лицу ударили. За то, что он водки в грелках после футбола им не привез. А как он мог ее привезти? Его ведь дальше футбольного поля не выпускали.

Вообще-то, по тем законам, ему такие «задания» давать не должны были: он же с малявой авторитета шел. Видно, не специалист был Эдик в этих делах. Помню, как-то в одной компании мы с ним показывали друг другу свои «боевые» шрамы. Он — на лице, а я — на затылке.

…Слушал я Агеева и думал о том, что эпизоды его лагерной жизни очень сходны со всем пережитым в свое время Стрельцовым. Но того уже не расспросишь. А тут — участник событий рядом.

— Давай, Петрович, про тебя книжку напишем.

Витя улыбнулся и ответил:

— Зачем десять книг об одном и том же писать-то? Ты напиши одну. Хорошую. Про Эдика. Она и будет про нас про всех: про него, про меня, про боксеров Ваську Соломина, Олега Коротаева, Толю Петрова, про дзюдоистов Суслина и Солодухина. Про всех, кого сначала за уши наверх, на Олимп Славы, а не успел еще оступиться, — с восторгом и удовольствием вниз, в грязь. И не просто, а обязательно мордой об асфальт. Наш долг перед Эдиком — реабилитировать его. И мы, спортсмены-ветераны, сделаем для этого все, что в наших силах.

Вот и вернемся мы к рассказу о лагерных днях Стрельцова. Случалось, пусть и нечасто, в той жизни и хорошее. Приходили письма от друзей и болельщиков. Приезжал каждый месяц к нему на свидания с мешком еды от ребят Витя Шустиков. Доходили до него вести о том, как боролся за его условно-досрочное освобождение новый секретарь парткома ЗИЛа Аркадий Вольский.

Приятными были минуты, когда ждал и получал вести от мамы и сам в вечернем уединении писал ей о своей жизни. И поскольку, выйдя на свободу, он больше всего не любил затрагивать лагерную тему, о его отношении ко всему происходившему тогда можно судить именно по его письмам к матери — Софье Фроловне.

Поэтому и считаю необходимым привести отрывки из этих своеобразных документов «уголовного дела» Эдуарда Стрельцова.

Здравствуй, дорогая мама!

Мама, Верховный суд утвердил приговор. Скоро, наверное, направят в лагерь. Мама, за меня не беспокойся. Все будет хорошо. Береги свое здоровье, себе ни в чем не отказывай. Если будет тяжело, то продай машину. Мама, купи мне сапоги и подбей их подковами, чтобы они не стаптывались. Найди какой-нибудь плохонький свитер и все это принеси 18 числа. Если не успеешь, то в следующий раз принеси обязательно. Погода стала плохая, идут дожди, а у меня прохудились ботинки. Еще принеси носки теплые и шапку зимнюю черную каракулевую. В лагере, говорят, дают плохую.

…Мама, меня из Бутырской тюрьмы перевезли в пересылочную «Красную Пресню». Чувствую себя хорошо, так что за меня не беспокойся. Мама, пришли мне эти вещи: сапоги, телогрейку, что я ходил на работу, помазок для бритья, футболку шерстяную красную с рукавами, и ремень для брюк. Мама, береги свое здоровье. Тебе будет тяжело без меня, ты продай машину и ни в чем себе не отказывай. Возьми свидание со мной и мы обо всем поговорим…

…Мама, я нахожусь в хорошем лагере. Уже работаю. Сейчас, правда, выбираю специальность. Может быть, буду шофером или слесарем. Поступил в восьмой класс, надеюсь кончить десять классов. Здоровье хорошее. Работаю с 8 утра и до 5 вечера, а затем иду в школу. Так что хорошо. Мама, я тебя попрошу — пришли мне 100 рублей. Это мне на первый месяц, а затем я буду сам зарабатывать, и пришли сахару. Если у тебя тяжело с деньгами, то не нужно. Пока писать нечего больше. Времени стало в обрез, пишу тебе на работе. Но писать тебе буду регулярно, как ознакомлюсь с новой обстановкой…

Телеграмма: Здравствуй, мама. Нахожусь в Вятлаге на повале, вышли пищевую посылку, здесь ничего нет. Адрес Кировская обл. Кайский рн. Турунья.