Эдуард I - [17]

Гордые одержанной победой, мятежные магнаты, которых историки впоследствии окрестят «баронской оппозицией», собрались в Оксфорде на свой совет. Они основательно потрудились над тем, чтобы реформа как можно больше ограничивала королевскую власть в ключевых вопросах управления страной, и вполне в этом преуспели. Детально проработанный проект реформы был представлен баронской оппозицией на рассмотрение парламента, прозванного впоследствии Безумным и проходившего в том же Оксфорде. Большая часть знати высказалась в поддержку этого проекта, который после утверждения получил название Оксфордские провизии.

В чем же заключалась суть реформы? Над королем, а также над канцлером, министрами и судьями учреждался контроль Совета Пятнадцати. Члены этого совета избирались 24 лордами, половина из которых назначалась магнатами, а половина — королем. Назначение всех должностных лиц королевства — от казначея и канцлера до шерифов и бейлифов^{31} — становилось безусловной прерогативой парламента, который с этого момента должен был собираться на регулярной основе трижды в год. Каждое графство получило право избирать четырех рыцарей из числа наиболее уважаемых для расследования злоупотреблений со стороны королевских чиновников. Эти рыцари имели даже полномочия производить аресты. Из 21 важнейшего королевского замка изгонялись констебли-инородцы, их заменяли люди, имеющие английское происхождение. На должность главного юстициария — главы администрации королевства — парламент назначил Хью Бигода, который был младшим братом Роджера Бигода графа Норфолкского, одного из идейных вдохновителей баронской оппозиции.

Таким образом, Оксфордские провизии нанесли по королевской власти куда более сильный удар, чем знаменитая Великая хартия вольностей^{32}, подписанная в 1215 году в Раннимиде Джоном Безземельным по принуждению баронов. Но, расшатывая королевское единовластие, реформа неожиданным образом укрепляла в сознании всех подданных английского короля, независимо от их родовитости и даже от страны рождения, представление о том, что королевство Англия неразделимо, независимо и должно поэтому управляться как единое целое людьми, которым небезразлична его судьба.

Это понимание постепенно вытесняло настроения, господствовавшие в предшествующее столетие. Вот как отзывался о нравах, царивших в стране при короле Стивене Блуаском^{33}, августинский монах Уильям из Ньюбери: «И действительно писалось во времена оны о древнем народе: „В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым“^{34}. Но в Англии при короле Стивене было хуже… Опять же, усердием партий во всех провинциях возводилось множество замков. Так что было в Англии в некотором роде столько королей (а вернее, тиранов), сколько владельцев замков, и каждый из них чеканил собственную монету и обладал властью, подобно королю, в установлении законов»[23].

Генри III и Эдуард скрепя сердце поклялись на Евангелии добросовестно выполнять все требования баронов, перечисленные в Оксфордских провизиях, а также подчиняться решениям Совета Пятнадцати. Король не осмелился противоречить требованию баронской оппозиции изгнать из Англии лузиньянов и не смог защитить своих фаворитов. Иначе поступил Эдуард, который не побоялся публично их поддержать, демонстративно назначив Жоффруа де Валанса сенешалем Гаскони, а его брата Ги — хранителем острова Олерон. В защиту лузиньянов выступили также друзья принца — Генри Алеманский и Джон де Уоррен граф Саррейский.

Однако ненависть к выходцам из Пуату была столь велика, что даже заступничество наследника трона и видных английских магнатов не смогло ее пересилить. Лузиньянам пришлось сначала бежать в Уинчестер и укрыться в замке Вулвси, принадлежавшем Эмеру де Валансу, а затем и вовсе покинуть королевство. Все патенты, выданные на их имена, а также королевские пожалования были немедленно аннулированы. Однако Эдуард упорно не отменял своих назначений и сопротивлялся нажиму баронской оппозиции до ноября, когда ему все-таки пришлось сдаться.

Столь самоотверженная защита своих сторонников принесла его подопечным не много пользы, но зато сильно навредила самому принцу. К нему приставили четырех «советников» — Джона Балиола, Роджера де Мохота, сэра Джона де Грея Ширлендского и Стивена Лонгспе. В их обязанности входило следить за каждым шагом Эдуарда. Канцлер принца принужден был дать клятву, что он не будет скреплять печатью ни одного письма, написанного его господином, пока с текстом послания не ознакомятся советники.

Власть короля на какое-то время стала чисто номинальной. Все вершил Совет Пятнадцати, всеми делами ворочал новоназначенный главный юстициарий. К ним стекалось множество жалоб на злоупотребления в графствах, виновниками которых были не только королевские слуги, но и подручные магнатов. Члены Совета были полны решимости бороться с выявленными преступлениями невзирая на лица. Они объявили, что беззаконные действия бейлифов будут наказываться независимо от того, кем они поставлены на свои должности.

Отстраненный от управления страной Генри III, как всегда случалось с ним в кризисные моменты, бросился искать утешение в религии, отстранившись от земных проблем.