Единство и одиночество: Курс политической философии Нового времени - [94]
Спиноза также различает между «гражданином» как активным участником государства и «подданным» как тем, кто подчиняется его законам[7]. Это раздвоение полностью вытекает из различения potentia и potestas. Благодаря этому раздвоению в государстве возникает все — таки принуждение и порядок и исходная естественная мощь человека как — то ограничивается законом. Значит, мы все — таки не можем избежать в государстве момента подчинения и несвободы.
После экспликации общей политической теории, Спиноза обращается к детальному исследованию типов режимов — монархии, аристократии и демократии (любой из них не противоречит его теории, поскольку эти различия касаются только правительственной, «верховной» власти, а субъектом ее остается «множество»). Он находит каждый из этих типов приемлемым, но при условии, что первые два приближаются к демократии: монархия, в духе Макиавелли, опирается на народную армию, а аристократическая республика опирается на максимально многочисленное собрание[8]. Но действительно лучшим строем является демократия, «всецело абсолютная форма верховной власти»[9].
Эта характеристика демократии как «абсолютной» чрезвычайно важна, так как на «абсолютность» во времена Спинозы претендует монархия. Но ее «абсолютность» на самом деле относительна, потому что она опирается на сословно разделенное общество и на трансцендентную обществу (теологическую) легитимность. В отношении идеи суверенитета как инстанции над законом Спиноза пишет: «Если бы государство не было подчинено никаким законам или правилам, без которых государство не было бы государством, то на государство следовало бы смотреть не как на естественную вещь, а как на химеру»[10]. Это укол в адрес Гоббса — трансцендентный абсолют, гоббсовский суверен-Левиафан, это не более чем химера, призрак, которым пугают детей, но которому ничего в реальности не соответствует, даже в так называемых «абсолютных» монархиях.
Парадоксальным образом, именно нововременная демократия доведет до конца дело абсолютной монархии и создаст подлинно интегрированную и единую социально — политическую систему. Как отмечает современный исследователь Вернер Хамахер, именно демократия является настоящей «монархией», правлением единого — целого[11]. Спиноза в этом смысле оказался пророком.
Правда, если в главе 2, пар. 17, Спиноза определяет демократию как строй, где верховная власть лежит на собрании, составляющемся из всего народа, то в незаконченной главе 11, посвященной собственно демократии, он уже ослабляет это требование и признает демократией любой строй, где «граждане, предназначенные для управления государством, не избираются как лучшие верховным советом, но определяются на это самим законом»[12]. То есть демократией — в нетрадиционном для того времени, но в знакомом нам с вами смысле — называется скорее правовое государство, чем буквальное самоуправление.
В случае с предпочтением демократии мы снова видим, что в политической теории Спинозы воспроизводится его онтология: тотальность природы, в которой все вещи уравнены своим субстанциальным тождеством с Богом, отражается в тотальном единстве государства. Это сугубо философское понятие демократии уже по — настоящему современно: оно выводится из новоевропейской метафизики, следует из имманентности политики, из синтеза, который сохраняет множество в единстве. Платон в свое время отвергал демократию именно за то, что она приводит к власти хаотичное множество. А у Спинозы множество органически входит в высшее, абсолютное единство. Возможно, что только при условии этого высшего единства мы и можем говорить о хаотической множественности бытия… А это уже темы нашей насущной современности, почему мы и переходим к значению и сравнительной характеристике учения Спинозы.
3. Значение Спинозы
Значение Спинозы заключается в том, что он соединил в своем учении энтузиазм перед открывшимся Новому времени бесконечным и хаотическим единством мира и рационалистический пафос достоверного прояснения этого мира субъектом. Если Декарт и Гоббс противопоставили субъекта открытой бесконечности и поставили задачу методического овладения ею и ограничения ее извне, то Спиноза стремится овладеть ею изнутри, не ограничивая, а сохраняя бесконечную творческую субстанцию. То есть Спиноза соединил неоплатонический Ренессанс с рационалистическим XVII веком.
Ближайшим последователем политической теории Спинозы был Руссо. Он перенял у автора «Политического трактата» как общий демократический дух, так и идею двойственности республиканского государства. В частности, он воспроизвел спинозистское разделение гражданина и подданного. Руссо, как и Спиноза, пытался совместить в своем учении рассмотрение юридических и материально — практических условий жизни государства, например реального экономического равенства наряду с юридическим. Общая воля является «объективно» правильным решением о материальной ситуации республики, и в то же время она формируется из суммы индивидуальных воль. Эту двойственность можно понять только исходя из параллелизма Спинозы.
