Артиллеристы Альфреда уже устали подносить ядра, а пушки Вильштока все еще безмолвствовали. Свевская кавалерия беспрепятственно добралась до вражеской пехоты и успела перемолоть ее первые ряды, когда орудия Генриха наконец–то взялись за дело, отсекая свевскую пехоту от сражающихся всадников. Канониры Вильштока очень быстро доказали, что не уступают в умении своим визави. Конные воины уже загоняли врага в овраг и сами втягивались за ним, а пешие все еще растерянно пятились назад от града ядер. Фланги армии Вильштока с беспокойством наблюдали, как им отрезают путь к отступлению, но даже не подумали бросить свои позиции, и только непроизвольно прижимались к подножьям холмов. Вскоре их начали теснить к ним и свевы. Бросив попытки прорваться по центру, они изменили направление движения и ударили по флангам вражеской армии, подступы к которым батареи перекрыть были не в силах. Как только завязался рукопашный бой, пушечная канонада затихла, — свевы боялись попасть в своих, а батареи Вильштока, судя по всему, разворачивали орудия. По крайней мере, так решил Альфред и бросил все свои резервы в образовавшийся по центру разрыв. Свежие силы должны были не только выйти к оврагу, но и окончательно разделить вражескую армию на две части.
Противник стал проявлять явные признаки растерянности. Его орудия снова начали обстрел свевов, метя практически в то же место, что и раньше, но резервные полки уже успели пройти эту линию, и ядра разрывались за их спинами, не нанося ни малейшего урона. Да и линия обороны все ближе подбирались к самим батареям, которые, казалось, осознавая неминуемую сдачу врагу, спешили бесцельно расстрелять весь свой запас ядер.
Именно в этот момент, когда пули уже во всю свистели над головой Генриха, а его солдаты уже были готовы к паническому бегству, на его лице появилась торжествующая циничная ухмылка. Его ушедшая в ночь кавалерия вернулась. Вернулась, как и рассчитывал Вильшток, в самое подходящее время. Пока пехота Альфреда загоняла противника на гребни холмов, чтобы затем покатить вниз, а кавалерия увязла между многочисленными телегами вражеского обоза, то ли добивая отчаянно цепляющихся за награбленное солдат, то ли, уже в свою очередь, грабя награбленное, конница Генриха появилась в глубоком вражеском тылу и стрелой неслась к практически беззащитному командному пункту свевского короля. Когда там поняли, что произошло, было уже поздно.
Генрих даже не стал дожидаться условленного сигнала от Шимеца, с помощью которого тот должен был возвестить о гибели Альфреда. Даже если его друг не выполнит задание, большего Вильшток уже сделать не мог. Граф отдал приказ об отступлении в условленное место и, бросив прощальный взгляд на поле боя, неспешно поскакал прочь.
Ближе к вечеру Вильшток в сопровождении личной охраны прибыл в маленький городок с крепкими городскими стенами и несоответствующими им своей кротостью жителями, несколькими днями ранее без сопротивления открывшими перед Генрихом городские ворота. Исходя из двух этих обстоятельств, Вильшток предусмотрительно назначил здесь место сбора после битвы. В случае необходимости за городскими стенами можно было укрыться от преследующего противника. Но, потрясенные гибелью своего короля и богатыми трофеями, свевы и не подумали преследовать уцелевших в сражении вражеских солдат. До глубокой ночи те по одиночке и небольшими отрядами прибывали в город, наполняя его запахами пота, пороха и крови. Настроение у большинства из них было подавленным, если не считать тех немногих оптимистов, которые радовались уже тому, что остались живы. На каждом шагу можно было услышать злобное ворчание по поводу утраченной добычи и открытое проявление недовольства Вильштоком, который, по мнению самых прозорливых, и подарил награбленное свевам. Лишь кавалеристы Шимеца, вернувшиеся последними, выглядели довольными собой. Мало того, что они в точности выполнили все указания Вильштока и добились желаемого, так еще и потери среди них были несравнимы с понесенными главными силами. В дополнение ко всему прочему, им удалось несколько улучшить атмосферу в городе, сообщив остальным о гибели короля Альфреда. Для мародерского большинства это было слабым утешением, но все же позволило сменить тему разговоров и немного разрядить мрачную обстановку.
Сам Генрих не разделял настроение ни тех, ни других. Даже доклад Шимеца он слушал невнимательно, мысленно витая вокруг своего замка, где его дожидалась та, ради которой все и затевалось. И только вспомнив о боевых товарищах, поплатившихся из–за его прихоти своей жизнью, граф вернулся в реальность. Почтив память погибших и отдав должное выжившим, Генрих сообщил о своих дальнейших планах. Несмотря на всю их предсказуемость, весть о возвращении домой была встречена одобрительным гулом.
Возвращался в свои владения Вильшток окольными путями. Его путь пролегал по еще не разоренным землям, где его наемники могли хоть немного компенсировать утраченное в битве со свевами. Тем не менее, очень скоро новые грабежи потеряли смысл, так как ряды наемников таяли на глазах. Грабить запуганных до смерти крестьян они могли и без помощи Вильштока, а крупные и богатые города все равно приходилось обходить стороной. Тем немногим, кто все же продолжал свой путь с Генрихом, просто некуда было деваться.
