Единственный мой - [6]

Макса охватило негодование.

— Черт побери, я засиделся у вас! — воскликнул вдруг он, взглянув на часы, стоявшие на столе поверенного. — Мне нужно идти, иначе я опозданию на завтрак к виконтессе.

Он встал, и Причард последовал его примеру:

— О да, конечно. Надеюсь, вы задержитесь в Англии?..

— Это зависит от моей жены, — сказал Макс. Стоило ему закрыть глаза, и он видел лучистые глаза Софии, обрамленные густыми темными ресницами, и ее нежные полураскрытые губы. Встретив жену в гостиной леди Нили, Макс едва справился с собой. Ему хотелось сжать ее в своих крепких объятиях, осыпать поцелуями, вспомнить вкус ее губ, заставить трепетать ее ресницы, довести до исступления.

Все эти желания стали настоящим наваждением для него с их первой встречи. Именно поэтому Макс настоял на том, чтобы они поскорее поженились. Вчера вечером, увидев, что София еще больше похорошела, что ее фигура округлилась и стала еще привлекательнее, Макс взглянул правде в глаза. Он зря убеждал себя в том, что едет в Англию, чтобы решить, достоин ли Риддлтон Софии. Нет, вовсе не это было его целью. Он вернулся домой, чтобы снова предъявить свои супружеские права. София принадлежала только ему, и он не позволит никому другому занять свое место рядом с ней.

Если он заметит в жене хотя бы слабую искорку или даже отблеск былой любви, он расшибется в лепешку, но снова добьется ее расположения.

Исполненный решимости, Макс вышел из конторы поверенного и отправился к жене.

В пятнадцать минут девятого София, одетая в свой лучший утренний халат из синего муслина и тщательно причесанная, уже сидела за завтраком в малой столовой. Перед ней стояла тарелка с горкой разнообразной еды взятой с каждого блюда, поданного на завтрак. От волнения у Софии пропал аппетит, однако она решила, что возьмется за вилку, как только в столовую войдет Макс.

Однако он задерживался. Время от времени София бросала нетерпеливый взгляд на часы. То, что Макс опаздывал уже на пятнадцать минут, ее нервировало, но нисколько не удивляло. Он, наверное, думал, что она будет вечно вот так сидеть за столом и ждать его…

Наконец в дверь тихо постучали. У Софии затрепетало сердце, и она торопливо подцепила на вилку кусочек ветчины.

— Да?

Дверь открылась, и в столовую вошел дворецкий. Вслед за ним на пороге показался брат Софии.

— Граф Станик, — доложил дворецкий. София уронила вилку.

— Спасибо, Джейкобс, — сказала она и, дождавшись, когда он выйдет из комнаты, вперила в брата острый как бритва взгляд. — Зачем ты сюда явился?

— Я решил позавтракать с тобой, — ответил Джон и, подойдя к буфету, стал заглядывать под серебряные крышки: — Чем ты меня сегодня угостишь? А копченой рыбки у тебя, случайно, нет?

Но София не позволила ему увести разговор в сторону.

— Я могу уладить свои проблемы и без твоей помощи.

— Несомненно, — сказал Джон и, повернувшись, взглянул на ее тарелку. — О Боже! Неужели ты собираешься все это съесть?

— Все до последнего кусочка.

Джон опустился на стул напротив сестры. — А я так нервничаю, что мне не до еды. К тому же я сегодня плохо спал.

— А я спала как убитая, — солгала София, кроша ножом кусок ветчины.

— Я тебе завидую, — вздохнув, промолвил Джон. — Я всю ночь думал о Максе, о его внезапном бегстве. Не знаю, что хуже — чувство вины или чувство гнева.

София прекрасно понимала, о чем говорит брат. Ей неприятен был этот разговор. София не желала тратить на него душевные силы, поскольку должна была во всеоружии встретить Макса.

— Прошу тебя, давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Да, конечно, — с рассеянным видом согласился Джон и провел ладонью по лицу. — Знаешь, мне часто снится один и тот же сон: я знаю, что Макс невиновен, но не могу никому сказать об этом. Я чувствую, что мой язык присох к нёбу…

— Джон, я же просила! Давай оставим эту тему.

— О, прости… — пробормотал он и погрузился в глубокое раздумье.

В столовой воцарилась тишина. София с отсутствующим видом ковырялась вилкой в яичнице, вспоминая то ужасное утро, когда ждала Макса завтракать, но так и не дождалась.

Некоторые думают, что воспоминания не способны причинить сильные страдания, однако София на своем горьком опыте убедилась, что это не так. Картины прошлого надрывали ей сердце.

— Черт возьми, София! — воскликнул вдруг Джон резко откинувшись на спинку стула. — Мы должны наконец об этом поговорить! События той ночи сыграли роковую роль в нашей судьбе. Когда лорд Чадроу бросил карты и с негодующим видом посмотрел на Макса так, словно это он жульничал за столом… Знаешь, все просто остолбенели. А Макс сидел, храня ледяное спокойствие и не произнося ни слова. Создавалось впечатление, что он ждал, когда кто-нибудь отважится вслух высказать свои подозрения и бросить ему в лицо обвинение в шулерстве. — Джон встал и нервно заходил по комнате. — Почему он молчал?

— Это все его гордость, — устало ответила София.

— Проклятие! Ему достаточно было сказать несколько слов, и инцидент был бы исчерпан. А Ричард… — Джон вдруг замолчал, сжав губы в тонкую линию.

София положила вилку на стол.

— Я виновата не меньше Ричарда. Когда Чадроу назвал Макса шулером, я не стала оспаривать его мнение, а спросила, в чем именно он обвиняет моего мужа. Понимаешь, в чем разница? Вместо того чтобы отмести обвинения Чадроу с порога, сразу же назвать их ложными, проявить непоколебимую веру в безусловную честность и благородство Макса, я стала докапываться до причин нелестного мнения о нем. И это не могло не задеть самолюбие такого гордого человека, как Макс.