Единственный - [5]

Он встретился взглядом с Филиппом, старшим братом Лорел. Его тут же поглотило море эмоций и воспоминаний. Филипп беседовал с гостями, одной рукой обнимая красивую женщину с каштановыми волосами, которая смотрела на него восхищенными глазами.

Филиппа природа наградила густыми, слегка вьющимися волосами того же золотистого оттенка, что и у его сестры; они были зачесаны назад, что придавало ему официальный вид. И глаза у него тоже были голубые, правда светлее, чем у Лорел; их холодный блеск соответствовал его расчетливой натуре. Филипп был довольно коренаст.

Даже в детстве он отличался избыточным весом.

Впоследствии он научился скрывать полноту, а сегодня она тем более не была заметна под безукоризненно сшитым костюмом. Белый смокинг подчеркивал его бронзовый загар — приобретенный, несомненно, на полях для гольфа, теннисных кортах и яхтах. Одним словом, перед Коннором предстал рафинированный, богатый молодой холостяк, наследник семейного бизнеса, который в настоящее время находился в руках его отца.

Коннор вспомнил, как Чарлз говорил ему, что Филипп работает в фирме Сатерленда с момента окончания колледжа, то есть уже четыре года. И Коннор не сомневался, что Филипп ожидает того дня, когда отец уйдет из дела, освободив для него свое место. При этом все, кто знал отца и сына, были уверены, что Филипп и вполовину не столь способен, как Чарлз.

Филипп кивнул, и Коннор кивнул ему в ответ, чувствуя горечь в горле. А Филипп тем временем опять повернулся к своим собеседникам и что-то сказал, после чего вся компания рассмеялась.

С первого взгляда Коннор понял, что Филипп Сатерленд совершенно не изменился. Никого на свете Коннор не презирал столь страстно. Испорченный, властный, эгоцентричный Филипп в детстве прилагал все усилия, чтобы отравить ему жизнь.

Коннор, пожалуй, спокойнее смотрел бы на те низкие уловки, к которым прибегал Филипп, чтобы ему досадить, если бы тот был хотя бы капельку добрее к Лорел. Казалось, что ему неведомы любовь или покровительственное отношение к младшей сестре. Напротив, он либо сваливал на Лорел ответственность за собственные поступки, либо заставлял ее покрывать его проделки. Много раз Коннор, будучи не так мал и наивен, как Лорел, вступался за нее, ощущая необходимость защитить ее от козней брата. Между ним и Филиппом было множество конфликтов. И в драках Коннор неизменно брал верх.

Филипп был старше, выше и тяжелее Коннора, но никогда не мог его одолеть. Именно Филипп в конечном счете убегал с поля боя с рассеченной губой или с подбитым глазом, а потом жаловался отцу или матери на злого и невоспитанного сына прислужника. Нет, Филиппа Коннор не боялся; он боялся ярости собственного отца. Ничто не выводило Оуэна Нортрапа из себя так, как известие об очередной стычке Коннора и Филиппа. Оуэн не одобрял дружбу сына с Лорел и охотно запретил бы Коннору видеться с ней, если бы у него не имелся в этом вопросе собственный интерес. Он видел, как Чарлз Сатерленд любит Коннора и считает, что парень оказывает хорошее влияние на его детей.

Тем не менее Оуэн упорно отказывался верить, что в общении Коннора с «высшими», как он выражался, есть что-то хорошее. Он также опасался, что в один прекрасный день они с женой лишатся нетрудной и хорошо оплачиваемой работы из-за драк Коннора с Филиппом.

Насколько Коннору было известно, Чарлз Сатерленд не видел ничего особенно страшного в частых столкновениях мальчиков. Коннору даже казалось, что Чарлз рассчитывает на то, что Филипп извлечет из них кое-какие уроки.

Чтобы избежать отцовского гнева и запрета на встречи с Лорел, Коннор нередко уклонялся от вызовов Филиппа, и тогда Филипп торжествовал, доказывая, что Коннор якобы трусит. Коннор молчал ради того, чтобы не ссориться с отцом и сохранить отношения с Лорел.

Раздумья Коннора прервала тяжелая рука, которая внезапно легла на его плечо.

— Коннор, сынок! Очень приятно, что ты опять дома. — Коннор повернул голову и увидел приветливо улыбающегося Чарлза. — Нравится тебе у нас?

— Да, конечно. Прием у вас роскошный, — ответил Коннор.

— Знаешь, я-то предпочел бы устроить что-нибудь поскромнее, в Нью-Йорке. Свадьба пройдет именно там. Но для Лорел было важно приехать сюда и собрать здесь гостей. — Чарлз огляделся вокруг, и Коннор отметил, что в его голосе послышалась горькая нотка:

— Ты же понимаешь, ей не хватает матери. Нам всем ее не хватает.

— Это была редкая женщина, — заметил Коннор.

Чарлз кивнул, вполголоса поблагодарил Коннора и сделал глоток из бокала. Коннор отчетливо видел, что и по прошествии стольких лет Чарлзу тяжело говорить о покойной жене. Он не знал, что еще сказать, и решил не говорить ничего.

Возвращение домой пробудило множество воспоминаний, в том числе и о матери Лорел. Он как будто видел Мадлену Сатерленд; в его воображении она выходила из бального зала через стеклянную дверь, грациозно двигалась среди гостей, смеялась, улыбалась и глядела на своего мужа с тем особенным выражением, которое оповещало весь свет о том, что Чарлз Сатерленд является для нее средоточием вселенной. Она была милой, доброй, очаровательной женщиной, неизменно находила приветливое слово для Коннора и умела добиться того, что он чувствовал себя в усадьбе как дома. Мадлена Сатерленд была необыкновенно привязана к своим детям и особенно близка с Лорел. Очень печально, что она не дожила до замужества дочери.