Единственный крест - [25]

— Понятно.

— А как тебе девочки, Асинкрит? — вступила в разговор Галина?

Сидорин, словно очнувшись, посмотрел на нее.

— Асик, Галя спрашивает про своих подруг, — «перевел» вопрос жены Глазунов.

— А-а… Я подумал, что речь идет про Асю и Олю. Очень… приятные. И Люба и Лиза. Я правильно запомнил?

— Абсолютно, — Галина вслед за мужчинами села на диван.

— Только Лиза… — чувствовалось, что Сидорин тщательно подбирал слова, — она вся в себе была, не с нами. А Люба да… веселая.

— Она всегда веселая, характер такой.

— Люба — очень известный в городе журналист, — пояснил Глазунов.

— Подожди, Вадик. Помолчи немножко, ты и так всех утомил сегодня.

— Галчонок, ты несправедлива, — совершенно искренне обиделся Вадим Петрович.

— А про Алису ты все верно подметил, — Галина Алексеевна не обратила на обиду мужа никакого внимания. — Трудно ей сейчас.

— Алису?

— Просто мы Лизу Толстикову Алисой зовем. Так вот у нее…

— Где-то я слышал это имя. Я с Алисой раньше не мог быть знаком?

— Вряд ли, Асинкрит. Она лет на пять моложе нас. Миша, муж ее, царство небесное, привез ее откуда-то с севера.

— Она родом из Великого Устюга, — подал голос обиженный Глазунов.

— Или из Вологды…

— Я же сказал, из Великого Устюга!

— Хорошо, но все-таки спрошу у нее самой…

— Вот погляди, Асик, ей говоришь: знаю точно, а она….

Галина Алексеевна махнула рукой в сторону мужа.

— Не обращай на него внимания, Асинкрит. Любит по пустякам заводиться. — И продолжила:

— Три года они с Мишенькой душа в душу прожили. Ты не представляешь, какая красивая была пара.

— С ним что-то случилось? По лицу Сидорина было трудно понять, интересен ему разговор или он сопереживает из вежливости, дабы поддержать беседу.

— Миша занимался машинами.

— Он шофер? Авария?

— Если бы. Перегонял иномарки из Польши. И пропал. Представляешь, они уже квартиру купили, Алиса на шестом месяце была.

— На шестом месяце? Что это значит?

— Ребеночка ждала. Ну и вот, в одночасье все рухнуло. Мишу во всесоюзный розыск объявили.

— Во всероссийский. Сейчас нет Союза, — это вновь Глазунов. И, немного ехидно:

— Прости, я перебил тебя.

— Не прощу. Я знаю, что говорю. Мишу не только в России искали, но и в Белоруссии.

— Нашли?

— Нашли-то нашли, да что толку — мертвого. Полгода назад банду взяли. Раскрутили их хорошенько… Короче, они Мишу убили.

— За что? — Сидорин в упор посмотрел на Галину Алексеевну. Та даже растерялась.

— Как за что? За деньги, за машину…

— Асик, я понимаю, — вновь в квартире загремел глазуновский баритон, — ты отстал… от жизни. Сейчас убить человека ничего не стоит. Вот так и живем, как волки.

— Вадик, ну не все же такие? Просто Алисочке не повезло… Да, а ребеночка она потеряла… Мы ее, конечно, поддерживаем, как можем, но, сам понимаешь… Вот и сегодня, еле-еле ее к нам затащила. Сидит сутками в своем музее.

— Галочка, я же объяснял тебе как психотерапевт: работа — спасение для Алисы. — И уже к Сидорину, вновь медленно и громко:

— Алиса по профессии архитектор. Всю жизнь себе мечтала построить дом, чтобы от чертежа и до последнего кирпича все самой. Когда главный архитектор подмахнул не глядя разрешение на снос одного старого дома в центре города, Толстикова сказала ему все, что она думает про него.

— Так уж и не глядя, Вадик?

— Галочка, это же ирония. Конечно, глядя. Конечно, не даром. Сейчас там особняк одного нашего чинуши… С работы Алисе пришлось тогда уйти. Слава Богу, Миша ее здорово в то время поддержал. Мы с Галочкой Лизу в музей пристроили…

— Не преувеличивай, Вадик. Просто слово замолвили. Да и много ли желающих за такую зарплату в этих казематах сидеть и пыль веков глотать?

— Согласен, Галчонок. Алиса старинной архитектурой занимается, художниками.

— А у Любы все хорошо? — неожиданно спросил Сидорин.

— Без мужа ребенка нажила, одна дочку растит, без бабушек и дедушек. Что же здесь хорошего? — ответила гостю Галина Алексеевна.

— А где же муж? — продолжал задавать вопросы гость.

— Асик, ты такой наивный! — впрочем, Вадим Петрович тут же спохватился:

— Прости! Гуляет где-то.

— Вадим, скажи, почему ты так громко говоришь? У тебя что-то со слухом? Я, может, и псих, но вовсе не глухой.

Глазунов от удивления даже открыл рот. Галина рассмеялась. Ей стало вдруг легко. Какой-то порог, стоявший между ней и Сидориным, разом исчез: напротив сидел знакомый Асинкрит: спокойный, с веселыми искорками в глазах.

— Я думал… чтобы лучше… понимал. А ты выходит все…

— Скажем так — почти все. Наверное, Виктор Иванович тебе не все успел объяснить. Я уже давно из больницы. И работаю месяца четыре.

— Вот как? Занимаешься волками?

— Если можно так сказать. Жил и работал в Тамбове…

— В Тамбове. А почему?

— В моих вещах, когда их нашли там… в автобусе, была газета «Тамбовская жизнь».

— Понятно. Решили оттуда начать? Ну и как?

— Пока ничего, а там посмотрим.

— Асинкрит, почему же ты раньше не сказал Вадиму, чтобы он… потише говорил? — спросила Галина Алексеевна.

— Чтобы не поставить его в неловкое положение, — очень просто ответил Сидорин. — Ты же сейчас засмеялась, а тогда было еще больше народу.

Глазунова с интересом посмотрела на Асинкрита.

— Значит, чтобы не поставить в неловкое положение?