Единственный и неповторимый - [22]

Темноволосая женщина вывела других детей, позволив Джоан и малышу остаться наедине. Мальчик прижался к ней, и она стала укачивать его, очевидно, что-то напевая. Во всяком случае, ее губы шевелились. Мальчик был рослый и довольно упитанный, однако она держала его легко, что говорило о большой практике.

Свет, лившийся из очага, придавал ее прекрасному лицу неземное сияние. Малколм, совершенно завороженной прелестной картиной, наблюдал. Он и представить не мог, что когда-нибудь увидит такое мягкое ранимое выражение на лице несгибаемой Джоан Армстронг.

Ее глаза светились любовью – в этом он не мог ошибиться. Очевидно, малыш – ее сын, ее и Арчибальда Фрэзера. Но почему она его прячет?

Малколм почувствовал, как у него тоскливо заныло сердце. Он уже неделю не видел Лилиас и только сейчас понял, как сильно скучает по своей шаловливой дочери.

Джоан запела громче. Он сразу узнал песню. Эту же колыбельную пела детям его мать. Простая мелодия разлилась по комнате, распространяя тихое спокойствие.

Джоан пела, не отрывая глаз от малыша. Очень скоро его тело расслабилось, а глазки стали закрываться. Деревянная лошадка выскользнула из рук ребенка, но Джоан поймала ее, не дав упасть на пол.

Она допела песню, но продолжала мурлыкать себе под нос, укачивая сына. Вскоре появилась темноволосая женщина. Они перебросились несколькими словами, и темноволосая протянула руки.

Нежелание Джоан расставаться с ребенком было очевидным. Она наклонила голову, еще раз крепко прижала сына к груди и только потом позволила женщине взять его и унести.

Малколм, нахмурившись, наблюдал, как Джоан встает. Первым делом она решительно смахнула слезы. Он придвинулся ближе, желая услышать, о чем будут говорить женщины на прощание, но Джоан ушла раньше, чем темноволосая вернулась.

Он, прячась в тени, проводил Джоан до замка и убедился, что она добралась без приключений. На обратном пути она шла очень быстро, почти бежала, и очень скоро вошла в большой зал. Увидев, что она закрыла за собой двери, Малколм облегченно вздохнул, не понимая, почему ее безопасность в одночасье стала для него важной.

Однако он знал, что теперь будет ее защищать.

На следующее утро Малколм сидел с отцом и братом за столом в большом зале. Они завтракали. Хлеб был теплым, сыр острым, а эль холодным. Однако Малколм почти не ощущал вкуса еды. Долгожданная встреча с Макферсонами должна была состояться в течение часа, и его нервы были на пределе.

– Я согласился, чтобы на встрече присутствовали представители кланов Фрэзера и Кеннеди, – объявил Маккенна, сделав знак пажу, чтобы тот наполнил его кружку.

Джеймс откусил большой кусок хлеба, разжевал и проглотил.

– Ты уверен, что это правильное решение? Макферсон заявит, что Малколм сделал его дочери ребенка, Малколм поклянется, что это неправда, дочь Макферсона будет опозорена, а ее отец унижен. В такой ситуации чем меньше свидетелей, тем лучше.

– Мы прибыли сюда в поисках истины и правосудия, – сказал Брайан Маккенна, повысив голос, тем самым показывая, что ему все равно, кто его слышит. – Мы здесь не для того, чтобы критиковать и осуждать других. Все мы – гордые шотландцы, преданные своей земле и своему истинному королю. Это серьезное дело, но оно может быть решено цивилизованно. От наших междоусобных войн не выиграет никто, кроме англичан.

Люди, сидевшие за соседними столами, одобрительно закивали. Маккенна улыбнулся, явно довольный, что его правильно поняли.

И только Джеймс не был согласен с отцом.

– А я все же думаю, что было бы благоразумнее решить эту проблему в узком кругу.

– Нет. – Брайан Маккенна потянулся за кружкой, сделал глоток и сказал, понизив голос до громкого шепота: – Важно, чтобы у нас были свидетели не только из одного клана. Тогда, если Макферсоны останутся недовольны решением и нападут на нас, они будут в меньшинстве. Что касается меня, я сделаю все возможное, чтобы избежать войны, но если она окажется неизбежной, нас поддержат союзники.

– Ты, похоже, не сомневаешься в исходе, – сказал Малколм и отрезал себе кусочек сыра.

– Да, я в нем уверен, – жизнерадостно признался лэрд. – Ты сказал, что узнаешь правду, когда увидишь девушку. Если ты действительно отец, то поступишь с матерью своего ребенка по-мужски и женишься на ней. Если нет, у лэрда Макферсона не будет причин требовать твою голову. Он будет вынужден отозвать объявление о награде и во всеуслышание заявить, что не испытывает вражды к тебе и нашему клану. И ему придется держать слово, потому что его услышат многие почтенные люди. И тогда тебе не надо будет опасаться, что каждый дурак начнет охотиться за тобой в надежде заработать несколько монет.

– А я все равно думаю, что не стоит трясти грязным бельем перед посторонними людьми, – упрямо повторил Джеймс.

– В любом случае правда не может быть хуже, чем слухи, – мрачно буркнул Малколм и отодвинул тарелку.

– Но какова правда, Малколм? – взвился Джеймс. – Ты же ничего не помнишь!

– Как сказал отец, надеюсь, что, увидев девушку и поговорив с ней, я что-нибудь вспомню, – произнес Малколм. Ему было очень стыдно. Ведь именно его безответственность навлекла на них неприятности. Каким бы ни был исход, Малколм имел все основания опасаться далеко идущих последствий.