Единственный друг - [3]

Разбирая мезонную пращу (мы были вдвоем), Лен проронил:

- Чтобы победить врага, его надо знать в совершенстве.

- Ты о Кривых мирах? - спросил я тогда.

Лен промолчал, а я смутился, подумав, что не следовало задавать вопрос, если ответ очевиден.

Как знатока вооружений, Лена, несмотря на студенческий статус, назначили нашим инструктором. Завидев впервые его тощую угловатую фигуру, мы впали в игривое настроение, уж больно она была нелепа. Но через полчаса забыли о насмешках. Еще бы! Он расчленил на микроблоки деструктор, считавшийся неразборным, и сгреб их в кучу.

- Конец деструктору! Что теперь будет... - прошелестел шепоток.

- Как что? Отправят прямиком на Черную планету. Это же вредительство! ляпнул красавчик Укс, которого я терпеть не мог за склонность к доносам.

Однако у нас на глазах разрозненные детали как бы сами собой соединились в единое целое: инструктор работал с быстротой и ловкостью фокусника. Причем учебный деструктор, в котором и эаряда-то не могло быть, повел себя как боевой - Лен мгновенно лишил Укса роскошной шевелюры, отчего тот стал похож на неоперившегося цыпленка, а затем протянул ему оружие:

- Теперь твоя очередь!

Но Укс не решился на прицельный выстрел.

- Не страдай, через месяц отрастет, - прокаркал Лен.

Деструктор пошел по рукам. Каково же было наше изумление, когда оказалось, что он таки учебный!

- Как вы это сделали? - хором вскричали мы.

Глаза Лена высекли искру.

- Из боевого каждый дур-рак... А меня-то, надеюсь, таковым больше не считаете?

Много ли надо, чтобы завоевать авторитет? Иногда достаточно маленького чуда. Лен совершил его на наших глазах, и мы были покорены раз и навсегда, Ни вихлявая походка, ни каркающий голос уже не казались нам смешными. Даже очевидный недостаток Лена - неряшливость, - как ни странно, приобрел чуть ли не аристократический оттенок. Теперь уже мы посмеивались над Уксом, внешности которого прежде завидовали.

Между тем, он оказался провидцем, но и об этом - позже...

* * *

Спустя месяц мы познакомились заново. И опять же при обстоятельствах, далеко не ординарных.

Мне, мягко говоря, недостает мужества. Вот и захотелось доказать себе, что в экстремальной обстановке буду не хуже других.

Я решил заняться лунапультой, как раз набирали группу. Гравипультироваться на Луну представлялось мне верхом отваги. Добавлю, что в глубине души копошился и червячок тщеславия: а вдруг посчастливится установить рекорд, долететь до Луны быстрее всех!

Какое же изумление я испытал, когда на первом же занятии встретил Лена! Я бы не удивился, окажись он и здесь инструктором. Но он был всего лишь курсантом-новичком, как и я!

И все же сознание его превосходства мешало мне подойти к нему. А он, узнав меня, подмигнул так запросто, словно мы уже давно были приятелями.

- Не боишься гр-равипультироваться? - спросил, понизив голос.

- Нисколько! - поспешно воскликнул я и почувствовал, что краснею.

- Ну-ну. Молодец! А я, бр-рат, трушу. Ещё как трушу!

- Вы? Не может быть!

- Правда, боюсь. Ты уж не выдавай меня, ладно?

Конечно же, Лен соврал насчет трусости. Посмеивался в душе, когда я, пыжась от гордости за его дружеское доверие, пообещал:

- Будьте спокойны, не выдам.

- Вот и хор-рошо, - прокаркал Лен.

Так мы стали друзьями.

Впрочем, наши отношения не были равноправными. Лен частенько подтрунивал надо мной, но делал это так, что я никогда не мог понять, смеется он или говорит серьезно.

- Ты пробовал когда-нибудь крогусы? - мог спросить невзначай.

- А сам-то пробовал?

- Угу.

- Но ведь крогус распадается за тридцать секунд!

- На Земле, - уточнял Лен.

- Не хочешь ли сказать, что бывал на...

- Вот именно.

И следовал подробный рассказ об охоте на крогусов во внеземелье. А я не знал, верить ему или нет.

Словом, Лен относился ко мне как взрослый к подростку - чуточку снисходительно. Мы были почти ровесниками, но в знании жизни он опережал меня лет на десять.

Я стал для него кем-то вроде любимого братишки. Но ведь при всей любви к младшему брату его не посвящают в то, чего по возрасту не полагается знать. Я же все сильней прикипал к Лену душой и, что скрывать, подражал ему. Говорили, что даже в голосе у меня появились каркающие интонации.

У Лена были "равноправные" друзья в недоступном мне мире. Я ревновал его к ним до боли, до с трудом скрываемых слез. А он, связанный со мной странными узами, замыкался всякий раз, когда я проявлял настойчивость в попытках перейти рубеж, отделявший наши дружеские отношения от истинной дружбы.

Смуглый, точно обугленный, с утрированно резким абрисом лица, масляно-черными выпуклыми, даже выпученными, глазами, в которых, правда, угадывался недюжинный ум, Лен буквально притягивал женщин. Я не мог понять, что они в нем находили: он ни на йоту не отвечал моим представлениям о мужской красоте. Мне было невдомек, что уродство бывает столь же привлекательно...

Меня коробила и одновременно возбуждала близкая к цинизму легкость, с которой Лен относился к женщинам. Сам же я отличался стеснительностью и целомудрием, над чем он постоянно подшучивал.

- Что краснеешь как девственница перед зачатием? - говорил, видя, как я морщусь от похабщины. - Пор-ра научиться называть вещи своими именами!