Единственный чеченец и другие рассказы - [8]

Шрифт
Интервал

Плескались второпях после доклада о готовности, когда солнце подползло к западному хребту и стала чувствоваться прохлада. Согревшаяся вода добавила удовольствия процедуре. Рожи скоблили пластмассовой одноразкой, дергавшей шерсть, без зеркал, на ощупь. Кирпичные затылки выделялись на фоне белых спин; Баранов хотел побрить голову, но раздумал — скоро домой, парикмахерская машинка оставит нужную длину ворса. Ужинали молча при тусклых лампочках под крышей шатра, самое лучшее вечернее время сегодня пропадало. "Пускать сок", даже по малой, явно не собирались; кивнув сержантам "ведите людей, на горшок и спать", отправились к себе. Землянка им досталась славная, как раз на двоих и малая для сборищ, почему блевания и прочих безобразий в ней почти не случалось. Когда-то здесь жили четверо офицеров, но казарменность быстро утомляет, и постепенно руками солдат все настроили себе апартаментов, устраиваясь сколь-то человечески.


…Ревущие бэтэры ухали в выбоины размытой, искореженной траками дороги, почти касаясь скошенными мордами полотна. Тряска на жесткой, мокрой с ночи броне круто выглядит лишь со стороны. Внутри теплее, но тесно и быстро глохнешь, подставляют лица пыли, ветру, снегу и дождю больше из дела: при подрыве вспорхнешь птицей и можешь уцелеть, в корпусе же — верная крышка. Те же БМП потому и зовут "братской могилой пехоты". Только водилы-смертники, труженики войны и службы, глядели из люков, предпочитая летящую в очи грязь синякам от окуляров. Черный дым рвался на подъемах из выхлопов.

Горы росли, надвигались все ближе, постепенно смыкаясь; отвернув вбок с трассы, промотали еще километров семь. Развернувшись в боевой порядок, по одиночке, с большими интервалами всползли по заросшей грунтовке на травянистую седловину. За перегибом начинался лес, покрывавший все вершины с севера. «Щиты» спешились, погудели над картой и двинулись вперед группами по пять человек, супербрутальные в камуфляжах «день-ночь» при всяческих бамбасах. Автоматы 7,62 с подствольниками, змеящиеся пулеметные ленты, гроздья «мух», заряженные фаустпатроны, мини-рации на фоне заплечных ящиков с антеннами у армейцев. Тяжелые каски складывались лепестком из обтянутых тканью пластин, шнурованных под размер черепа. В них быстро уставала голова и ныла зверски шея, но от железок они хозяев берегли. Черные велосипедные перчатки напоминали митенки полусветских дам, оружие все держали на плечах или за рукоятки стволом вверх, посверкивая дымчатыми очками.

Грязные и оборванные рядом с ними войска заняли господствующие точки, разбившись по направлениям, и залегли вдоль перегиба у машин. Вскоре начали помаленьку курить, сползаться кучками в тень брони, проситься по делу. Командовал операцией какой-то полкан, насколько поняли, тоже сменный из Ростова. В чехарде кадров мало кто уже разбирал, где временные, замещающие, исполняющие обязанности, а солдатская и вовсе масса представлялась безликой, то возраставшей, то падавшей числом до критической отметки и ниже. Полкан с охраной и связью остался внизу, на огибающей хребет грунтовке. С башни машины Федорин видел, как под деревом поставили столик, стулья и, похоже, начали перекус. Батальонам выдали сухпай, но давиться им пока было рано. Перед отъездом столовская клейстерная размазня не лезла в брюхо, а теперь он глотнул слюну и прыгнул наземь от искушений.

"Замок" первого взвода дембель Сомов, известный отменным зрением, всматривался куда-то в сторону массива, громоздившегося выступом справа от них.

— Тащ старш лейтенант, никак что-то блестит?

Приглядевшись, Федорин тоже вроде бы уловил промельк. Зайчик прицела с такого расстояния едва ли заметишь, да и не станут им семафорить, однако просто так в густом лесу светить тоже нечему.

— Может, проверить?

— Приключений ищешь на зад, к маме неохота? Зашли кого-нибудь к Баранову за биноклем.

Оптика полагалась каждому офицеру, как и много чего. Опытный напарник взял в командировку собственный прибор завода «ЛОМО» с 24-кратным увеличением и шкалой дальномера, который таскал при выездах в черном футляре на груди. Наведя общую резкость и сфокусировав подвижный глазок, Федорин сосредоточился на размытой увеличением зелени мыска. Она безлично трепетала в лучах, какая-то точка действительно вспыхнуло на миг…

— Разрешите? — сержант бережно принял оптику. — Знатная штука. Вон, вон оно мигнул, ей-бо!

— Дай!

Федорин напряг глаза, но различал только желтые пятнышки в калейдоскопе ветвей. Показалось, что поймал мелкий блик, однако тут же все опять смешалось. Ранний подъем придал бодрости, забилась авантюрная жилка: пухнуть тут до вечера один черт, полчаса, если сбегать налегке. Много людей брать нельзя, заметят, а проверить с отделением подступы он даже обязан. Просто размяться в лесу, шурша прелой листвой, забыл уже ее аромат, какие там мины, растяжки или дурак-снайпер, детски выдающий себя, могут быть в этой глухомани. Безмолвные горы да ветерок… Путь «витязей» лежал близко от места проблеска, они расшугали бы любых партизан, хотя что-то же там маячит. Вот и узнать разом. Нарушение конечно, но…


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.