Единственная высота - [44]
Мужчина, привыкший к женскому присмотру, без него вязнет в сотне досадных мелочей. Кроме того, надо же иногда расслабиться, поделиться сомнениями…
Семейная жизнь оборачивалась холостяцким фарсом. Больше тянуть было невозможно. Дагиров поехал в Хорошеево.
Те же березы кивали по обочинам, те же ухабы подбрасывали на поворотах. С полей несло пшеничную пыльцу. И жену он увидел там, где ожидал, — сквозь плетень на огороде просвечивало знакомое голубое платье.
Увидев мужа, Люба пошла к дому, очищая на ходу прилипшую к рукам землю. Встретила спокойно, будто вчера расстались.
— Приехал все-таки. Ну, проходи в дом, не стой на пороге. Я сейчас, только руки вымою. — И направилась к стоявшей под трубой бочке.
Дагиров окинул взглядом старую предеинскую цитадель. Постарел дом, посунулся на один бок, потянулись между бревнами зеленые бархатинки. И крыльцо просело, и калитка в огород болтается на одной петле. Нет за домом мужского хозяйского догляда.
— Постой, Люба, — глухо сказал Дагиров ей в спину, — давай здесь поговорим, на крылечке.
Люба резко повернулась, в глазах блеснуло поразившее его когда-то синее пламя.
— А о чем нам говорить, Борис Васильевич? О чем? Не о чем! У тебя свой путь, широкий да красивый, а у меня своя тропочка. Ты всю жизнь ничего не видишь, кроме своей работы, да и в ней ты сам себя видишь. Потому и выкладываешься. Смотрите, мол, какой я спаситель да людской радетель, под любую боль человеческую готов ручки подложить. Нет, милый, неправда. Тело ты, конечно, лечишь, спасаешь, — тут я ничего не скажу. А душа? Та самая душа, которой вроде бы не существует. С ней как? Я не про твоих увечных, а про тех, кто рядом с тобой стоит. Ведь твоей сумасшедшей требовательности, занудливой въедливости никто не выдерживает. Нельзя всех ломать под один образец… Вот и меня ты хотел заставить жить по-своему. Быть удобной женой при муже — вовремя обслуживающей, ничего не требующей, ни о чем не спрашивающей… Я очень ждала, думала, помчишься за мной, схватишь, как прежде, на руки, расцелуешь… Не примчался, напрасно я ждала. Даже не позвонил. А езды-то три часа… И я поняла, что любовь кончилась, рассыпалась холодным пеплом. Для женщины это очень обидно. Будет у тебя, конечно, другая жена. Наверное, будет. Мне все равно. Я устала. Одно скажу, дай бог ей счастья. Простого, бабьего счастья. Женщину надо любить и почаще напоминать ей об этом. Даже если не хочется. Вот так-то, знаменитый Дагиров. Сына не забывай.
Он никогда не задумывался над тем, существует ли любовь, нужна ли она, — это чувство не поддавалось осмыслению и объективной оценке. Все же следовало признать, что без Любы из привычного механизма выпала какая-то шестереночка, не хватало, ох, как не хватало расплетенной косы, теплого плеча рядом, участливого молчания.
Однажды, когда Дагиров шел по больничному двору, навстречу ему неожиданно поднялась высокая стройная женщина с длинными ногами манекенщицы. Он невольно задержал на ней взгляд и остановился. Шерстяным комом сдавило горло. Очень знакомы были эти чуть раскосые глаза… Вспомнился придавленный железной паутиной серый снег. Бесчисленные эшелоны. Тоскливый стук колес. Клочья паровозного пара, а рядом с ними низкие, быстро несущиеся облака. И отчаянный, рвущийся на ветру крик: «Не забывай меня, Боря! Не теря-ай!
— Боже мой! Ольга! Оленька!
— Боря! А ты все такой же мальчишка. Только толще.
Они обнялись неловко и торопливо, отступили на шаг. Он смотрел на нее с изумлением, словно стараясь узнать в этой изящной женщине того угловатого подростка, который сохранился в памяти.
— Нина Петровна! — повернулся Дагиров к проходившей мимо женщине в белом халате. — Передайте, пожалуйста, что сегодня операций не будет. — Он смущенно улыбнулся. — Вот… встретил старого фронтового друга.
— А прием?
— Ах, да, прием… Ну конечно…
Он взял Ольгу за руку.
— Ты посиди здесь пока. Погуляй. Я скоро освобожусь. — И уже удаляясь, добавил: — Только не вздумай исчезнуть…
Дорогая Валюша!
Все получилось так, как я ожидала… и не так. Сложнее. Главное — это действительно он.
Помнишь, в общежитии, когда мы шептались ночами, лежа на соседних койках, я не могла удержаться от слез, рассказывая, как моя тетка, старая ханжа и мизантропка, специально прятала от меня его письма, а потом он перестал писать. Письма эти я нашла после войны в комоде, и, конечно, института уже не было, и он исчез. Я ведь и в медицинский пошла только потому, что хотела стать его помощницей. Иначе и не мыслила, хотя от одного специфического запаха меня и сейчас подташнивает. Впрочем, ты должна помнить…
Ах, эти ночные мечтания в общежитии! Лежишь, уткнувшись носом в подушку, потому что из коридора тянет кислой капустой, лежишь и вздрагиваешь от каждого стука в дверь. Кажется, сейчас наконец войдет он. А на соседних койках вслух долбят английский, монотонно, нараспев повторяют названия костей стопы, а то и целуются потихоньку с парнями… Хорошее было время! Девчонки любили, страдали, выходили замуж. Только я все ждала и, на тебе, дождалась…
Впрочем, винить некого, только себя. Да и в чем винить? Глухое лесное село, вечные дожди, слякоть, унылые одинаковые вызовы… На таком фоне и заезжий агроном покажется сказочным принцем. А то, что он пил, так это у мужчины и пороком не считается. Я не имею права осуждать его. Наверное, нелегко мужчине каждый вечер возвращаться в дом, где его не ждут, где, обнимая и целуя его, целуют и обнимают другого. Мы ни разу не говорили об этом, но такие вещи чувствуют даже самые толстокожие.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.