Единственная революция - [17]

Когда пение прекратилось, воцарилось молчание, как если бы сама Земля прекратила своё вращение. Солнечные лучи не проникали сюда, и свет давали только фитили, горевшие в масле. Эти фитили закоптили потолок, и всё было погружено во тьму, полную тайны.

Всем богам нужно поклоняться в темноте и в тайне, иначе они просто не существуют.

Когда вы выходили на яркий свет солнца и глядели на синее небо и на высокие, колеблемые ветром пальмы, вам было непонятно, почему это человек поклоняется самому себе в виде образа, который он сам сделал собственными руками и умом. Страх и такое восхитительное синее небо казались такими далёкими друг от друга.

Это был молодой человек, опрятный, с резкими чертами лица, блестящими глазами и быстрой улыбкой. Мы сидели на полу в небольшой комнате; окна её выходили в маленький сад. Сад был полон роз, от белых до почти чёрных. На ветке, головой вниз, висел попугай с блестящими глазами и красным клювом; он глядел на другую, гораздо меньшую птичку.

Он говорил по-английски довольно хорошо, но в подборе слов был несколько нерешителен и в этот момент выглядел серьёзным. Он спросил: «Что такое религиозная жизнь? Этот вопрос я задавал нескольким гуру, и все они давали мне стандартные ответы. Мне хотелось бы, если можно, задать этот вопрос вам. У меня была хорошая работа, но поскольку я не женат, я оставил её, так как я глубоко увлечён религией и хочу выяснить, что значит жить религиозной жизнью в столь безрелигиозном мире».

– Вместо этого вопроса, что такое религиозная жизнь, не лучше ли спросить, если позволите предложить, что такое жизнь? Тогда, быть может, мы сумеем понять, что такое подлинно религиозная жизнь. Так называемая религиозная жизнь различна от страны к стране, от секты к секте, от верования к верованию, и человек страдает от пропаганды организованных религий и их особых интересов.

Если мы сможем отставить всё это в сторону – и не только верования, догмы и ритуалы, но также респектабельность, которая вовлечена в культуру религий, – тогда, может быть, мы смогли бы выяснить, что такое религиозная жизнь, не затронутая мыслью человека.

Но прежде чем сделать это, давайте, как мы сказали, выясним, что такое жизнь. Подлинное содержание этой жизни – ежедневная нудная работа, рутина, с её борьбой и конфликтом; это боль одиночества, беды и грязь нищеты и богатства, честолюбие и стремление к самоутверждению, успех и печаль – и этим перекрывается всё поле нашей жизни. Именно это мы и называем жизнью – выигрыш и проигрыш битвы и бесконечная погоня за наслаждением.

В противоположность этому, как бы по контрасту, существует то, что называют религиозным образом жизни или духовной жизнью. Но противоположность содержит в себе самое семя своей противоположности, и потому хотя она и может казаться чем-то отличным от неё, но на самом деле это не так. Вы можете сменить наружное одеяние, но внутренняя сущность того, что было, и того, что должно быть, остаётся всё той же. Эта двойственность – продукт мысли, и потому она снова порождает конфликт; и коридор этого конфликта бесконечен. Всё это нам известно, нам об этом рассказали другие или мы почувствовали это сами, и всё это мы называем жизнью.

Религиозная жизнь – не на том берегу реки, она здесь, на этом берегу, на той стороне, где находятся все тяготы человека. Именно это нам необходимо понять, и действие понимания есть религиозный акт – не тело, посыпанное золой, не набедренная повязка, не митра, не принадлежность к власть имущим, не езда на слоне.

Видеть всё состояние человека в целом, его наслаждения и горести – вот что имеет первостепенное значение, – а не всякие рассуждения о том, чем должна быть религиозная жизнь. То, что должно быть, – миф; это мораль, созданная мыслью и воображением, и человеку необходимо отвергнуть эту мораль – социальную, религиозную, индустриальную. Такое отрицание – не от интеллекта; оно представляет собой действительный уход от стереотипа той морали, которая сама аморальна.

Поэтому вопрос в действительности стоит так: возможно ли выйти из этого стереотипа? Именно мысль и создала эту ужасающую путаницу и несчастье, именно она стала препятствием и для религии и для религиозной жизни. Мысль полагает возможным для себя выйти из этого стереотипа; но если она это сделает, это всё равно будет актом мысли, ибо мысль не обладает реальностью и потому создаст ещё одну иллюзию.

Выход за пределы стереотипа не является актом мысли. Это следует ясно понять, иначе вы снова очутитесь в темнице мысли. Ведь в конце концов, «вы» – это пучок памяти, традиции, знания тысячи вчерашних дней. Поэтому выйти из мира войны, ненависти и насилия можно только с окончанием скорби, ибо скорбь есть результат мысли. Этот акт выхода и есть религиозная жизнь. В этой религиозной жизни нет никаких верований, потому что в ней нет завтрашнего дня.

«Не требуете ли вы невозможного, сэр? Не требуете ли вы чуда? Как я могу выйти из всего этого без мысли? Ведь мысль – это самое моё существо!»

– В том-то и дело! Само это существо, которое и есть мысль должно окончиться. Сам этот эгоцентризм со всеми видами его деятельности должен легко и естественно умереть. Одна лишь его смерть будет началом новой религиозной жизни.