Медитация – не бегство от мира, не изолирующая, замкнутая в себе деятельность; скорее – это постижение мира и его путей. Мир мало чего может предложить человеку помимо пищи, одежды, крова и удовольствий с их великими горестями.
Медитация – отход от этого мира; нужно быть целиком и полностью посторонним. Лишь тогда мир имеет смысл, а небеса и земля полны непреходящей красоты. Тогда любовь – это не наслаждение. Из этого возникает действие, не являющееся следствием усилия, противоречия, стремления проявить себя, упоения властью.
Окна комнаты выходили в сад. Тридцатью или сорока футами ниже текла широко разлившаяся река, священная для одних, для других же – прекрасное водное пространство, открытое небесам и великолепию утра. Вы всегда могли видеть другой берег, на нём селение, развесистые деревья и молодые всходы озимой пшеницы. Из этой комнаты вы могли увидеть утреннюю звезду и медленно поднимающееся над деревьями солнце; и река становилась для солнца золотой дорожкой.
Ночью комната погружалась в глубокую тьму, и сквозь широкое окно открывалась вся южная сторона небосклона. Однажды ночью в комнату влетела – громко хлопая крыльями – какая-то птица. Включив свет и встав с постели, увидел её под кроватью. Это была сова. Она была около полутора футов, с необыкновенно широко открытыми огромными глазами и грозным клювом. Мы вглядывались друг в друга совсем близко, разделённые всего несколькими футами. Сова была напугана светом и близостью человека. Мы глядели друг другу в глаза довольно долго, и всё это время сова сохраняла свою напряжённую и полную свирепого достоинства позу. Были видны и её ужасные когти, и лёгкие перья, и плотно прижатые к телу крылья. Хотелось прикоснуться к ней, погладить, но она не допустила бы этого. Поэтому свет вскоре был выключен, и какое-то время в комнате стояла тишина. Затем послышались взмахи крыльев, в лицо пахнуло ветром, и сова вылетела из окна. Она больше никогда не возвращалась.
Это был очень древний храм; утверждалось, что ему может быть более трёх тысяч лет, – но ведь известно, как люди склонны к преувеличениям. Однако, разумеется, храм был древним; сперва там находилось буддийское святилище, а около семисот лет назад, он стал индуистским храмом, и на месте статуи Будды поставили индуистского идола. Странная атмосфера царила в его погружённой во мрак внутренней части, в его залах с колоннами и в длинных коридорах, украшенных великолепной резьбой; пахло летучими мышами и благовониями.
Свершив омовения, поклонники входили в храм небольшими группами, сложив руки; они шли по коридорам, простираясь ниц всякий раз, когда проходили мимо изваяния, облачённого в яркие шелка. В глубине святилища раздавалось пение жреца; приятно было услышать хорошее санскритское произношение. Он не торопился, и слова доносились из недр храма легко и красиво. Здесь были дети, старые женщины и молодые люди. Служащие перед посещением храма снимали свои европейские брюки и пиджаки и надевали дхоти; они сидели или стояли со сложенными руками, с обнажёнными плечами и с выражением глубокой набожности.
Здесь находился водоём, наполненный водой, – священный водоём, со множеством ступеней, ведущих к водоёму вниз, и с колоннами из резного камня, окружавших его. Вы входили в храм после пыльной дороги, полной шума и яркого резкого солнечного света, здесь же царили густые тени, темнота и спокойствие. Здесь не было ни свечей, ни коленопреклонённых людёй, лишь те, что совершали обход святилища, беззвучно шевеля губами и повторяя какую-то молитву.
В тот день после полудня к нам пришёл человек, назвавший себя последователем Веданты. Он говорил по английски очень хорошо, так как получил образование в одном из университетов и обладал ясным, острым умом. Это был юрист с весьма большим заработком; проницательный и несколько встревоженный взгляд был испытующе устремлён на собеседника, как бы что-то взвешивая. По- видимому, он много читал, в том числе кое-что и из западной теологии. Среднего роста, довольно худощавый и высокий, он держался с достоинством адвоката, который выигрывал много дел.
Он сказал: «Я слушал ваши беседы, и то, что вы говорите, – это чистая Веданта, хотя ей, этой древней традиции, придана современная форма». Мы спросили его, что он подразумевает под Ведантой. Он ответил: «Сэр, мы принимает за бесспорное, что существует лишь Брахман, который творит мир и всю его иллюзию, и что Атман, пребывающий внутри каждого человека, есть часть этого Брахмана. Человеку необходимо пробудиться от своего повседневного сознания множественности и проявленного мира почти так же, как он обычно пробуждается ото сна. Подобно тому, как спящий создаёт всю цельность своего сновидения, так и индивидуальное сознание творит весь проявленный мир и других людей. Вы, сэр, не утверждаете всего этого, однако, несомненно, имеете это – ведь вы родились и воспитывались в нашей стране, и хотя большую часть жизни вы и прожили за границей, вы остаётесь частью этой древней традиции. Индия создала вас, нравится вам это или нет; вы созданы Индией и у вас индийский ум. Ваши жесты, ваше спокойствие во время бесед, подобное спокойствию статуи, сама ваша наружность – часть древнего наследия. Ваше учение, несомненно, представляет собой продолжение того, чему древние мудрецы наши учили с незапамятных времён».
