Единорог - [89]

Модести подозревала, что эти ночи стали для него бессонными. Правда, он, как и она, приучился воздвигать преграды на пути всеразрушающего потока эмоций, но, хотя это и было одним из самых мощных видов психологического оружия в их арсенале, вряд ли ему удалось окончательно победить самого себя в эти жуткие семьдесят два часа.

Ей следовало предвидеть такое с самого начала.

Вилли Гарвин вел тяжелейший изнурительный бой в одиночку и выстоял, но, хотя он сделал все, как велела ему Модести, силы его были не беспредельны. Теперь начиналась реакция.

Просто чудо, что он сумел выдержать и не сорвался когда-нибудь раньше. Только теперь Модести осознала в полной мере, какому испытанию подвергла Вилли, и оставалось лишь восхищаться тем, как блестяще он его выдержал.

— Вилли, извини меня, пожалуйста, — прошептала она.

Он попытался покачать головой, но если ему это и удалось, то это было практически невозможно заметить.

Модести заколебалась. У нее имелся один ключ, которым можно было отпереть темницу, где сейчас томился Вилли. Это был маленький отрезок ленты дюйма в два длиной, хранившийся в рубце ее платья, но если им воспользоваться сейчас, то это будет означать, что она оказала ему медвежью услугу. Потому как для Вилли Гарвина мир уже никогда не будет таким, как прежде.

Вилли придется выбираться из заточения самостоятельно и не самым легким способом.

Модести пыталась понять, чем же она может ему сейчас помочь, не навредив. Она может сделать вид, что сердится. Да, это помогло бы проделать брешь. Вилли ни в коем случае не захотел бы стать причиной ее гнева. Или же, напротив, есть вариант попытаться высмеять его за проявленную слабость. Изобразить из себя железную женщину, которая удивлена его состоянием.

Нет.

Модести перестала предаваться раздумьям, решив дать волю интуиции. Она разжала пальцы на его руке, снова приложила ее к своей щеке.

— Вилли, не беспокойся, не тревожься… Просто послушай меня, ладно?

В его глазах появилось нечто похожее на понимание.

— Все уже позади, — тихо сказала она. — И меня там как бы даже не было… По крайней мере, большую часть времени… Правда-правда. Ты это знаешь… — Она поднесла его руку к своему виску и добавила: — Я совершенно не изменилась… Я та же, что и раньше.

Модести говорила внятно, делая паузы между словами, чтобы его оледеневшее сознание улавливало суть.

— Вилли, вспомни, мы с тобой раньше никогда не стенали, даже если жизнь и делалась трудноватой. Так что мы сами устроили себе такую встряску, когда купили эти билеты. Тебе досталось сильнее. Я только теперь это поняла. У меня жизнь была повеселее. — Она позволила себе легкую иронию. — Но все равно это не та жизнь, которая хуже смерти.

Она прижала его руку к своей щеке чуть сильнее.

— Послушай, Вилли. Я никогда не врала тебе. Меня действительно там не было… Я странствовала далеко-далеко… Это не идет ни в какое сравнение с тем, что случилось тогда, когда мне было двенадцать лет… Тогда я умирала от ужаса, пока не потеряла сознание. Впрочем, и это уже давно умерло во мне. Словно случилось с кем-то другим. Да и сейчас произошло то же самое. Это была не я, это была другая женщина. Кроме того, Вилли, я сама пошла на это. Сознательно. А это уже легче… Но теперь все позади. Все кончено. Нам пора подумать о следующем ходе, но теперь уже станет трудно мне, потому что я буду волноваться и беспокоиться. О тебе. — Модести замолчала, посмотрела на Вилли, потом наклонилась, положила голову ему на грудь. В ее голосе не было мольбы. В нем были только печаль и усталость. Модести сказала: — Вилли, возвращайся ко мне… Хватит странствовать в других краях. Мы прошли с тобой вместе так много миль… Мне не хотелось бы двинуться дальше в одиночку.

Больше она не собиралась ничего говорить. Она погрузилась в ожидание, отключив сознание, память, чувства, нервы. Прошло несколько минут, и она почувствовала, что Вилли дышит ровнее, глубже, что его мускулы понемногу расслабляются.

Она испытала облегчение, но продолжала терпеливо ждать. Он испустил вздох, показавшийся ей страшно громким. Потом рука его отделилась от ее щеки, легла ей на плечо. Вилли прижал ее к себе. Он прокашлялся и попытался заговорить, но получилось это только с третьего раза.

— Тебе известно… тебе известно, Принцесса, что у рапанов есть левши? Один на четыре миллиона.

Модести почувствовала, как с нее спадает напряжение. Он все-таки победил себя.

— Правда? Нет, я не знала об этом. И вообще, разве у них есть руки?

— Рук нет, Принцесса. Я про раковины. Они закручены справа налево. С левой резьбой.

— Значит, одна раковина на четыре миллиона?

— Да.

С каждой его репликой он расслаблялся все больше и больше.

— Удивительно, Вилли. Кто бы мог подумать!

— Я решил, что тебе будет интересно это узнать.

— Это не пустяк.

— А теперь ты изъясняешься литотами.

Ей захотелось рассмеяться, но вместо этого ее вдруг охватила дрожь, и она беззвучно зарыдала. Вилли прижал ее к себе и держал так добрую минуту, пока наконец она не успокоилась. Она посмотрела на него с каким-то ужасом:

— Со мной никогда такого не случалось, Вилли… В середине работы! Потом, когда дело бывало сделано… Да и то редко.