Единорог и три короны - [39]

Старик вздохнул. Упрямство принцев Савойского дома было ему слишком хорошо известно. В глубине души он сознавал, что доводы девушки справедливы и отговорить ее не удастся.

Тибор с Пьером участия в споре не принимали — оба в любом случае встали бы на сторону Камиллы.

Условились, что участники полицейского рейда встретятся с наступлением темноты у дворца графа де Ферриньи.

Когда солнце зашло, подул легкий ветерок, но жара не спадала. Камилла, задыхаясь в своем мужском костюме, стала почти жалеть о легком наряде официантки. В этом пекле легкая блузка и юбка пришлись бы кстати.

Вскоре появился Виллипранди со своими людьми, и Камилла осмотрела их взглядом знатока. Она боялась, что полицейские напялят на себя мундиры, но их начальник знал свое дело — его подчиненные могли незаметно раствориться в толпе и подобраться к заговорщикам, не вызывая никаких подозрений.

Виллипранди, смирившись с участием девушки в облаве, разделил свой отряд на две группы — по десять человек в каждой. Это давало значительное преимущество — так они могли атаковать в нескольких местах одновременно. Как известно, в предприятиях такого рода все решает быстрота.

Итак, полицейский офицер встал во главе одною отряда, взяв себе в помощь Пьера — для опознания заговорщиков; Камилла же с Тибором повели вторую группу. На всех лицах читалась решимость покончить с негодяями и не дать им ускользнуть.

Сама же юная принцесса просто изнывала от нетерпения: разгром заговора означал для нее возврат к нормальной жизни — через несколько часов она обретет наконец желанную свободу!

Часть II ТУРИН

20

— Уже полдень, мадемуазель, — сказала горничная, раздвигая шторы.

Лучи света хлынули на постель Камиллы. Девушка оглядывалась вокруг с некоторым удивлением — ей еще не приходилось просыпаться в такой красивой комнате. Нет, ей все это не снилось — впервые со дня своего приезда в Турин она провела ночь не в тюремной камере и не в жалкой мансарде, а в роскошной спальне графского дворца. Заговорщики схвачены, и игра в прятки со смертью закончилась. Отныне ей не нужно скрываться!

Большая комната была затянута желтым шелком. Мебель из розового дерева радовала глаз завитками в барочном стиле. Девушка подумала, что у старого графа де Ферриньи, несмотря на суровые манеры, вкус довольно хороший. Она спросила горничную, как чувствует себя хозяин дома.

— Прекрасно, мадемуазель. Господин граф сейчас в королевском дворце. Он сожалеет, что не смог позавтракать вместе с вами, и приказал подать вам завтрак в спальню. Разумеется, вы можете спуститься в столовую, если хотите…

— О нет, все чудесно, — поспешно сказала Камилла, с вожделением взглянув на поднос.

Когда она облачилась в халат с кокетливыми бантами, в дверь постучал камердинер. Он пришел прислуживать ей. Тарелки подавались из китайского фарфора, а серебряный прибор радовал глаз очень тонкой работой. Девушка наслаждалась как изысканной пищей, так и предупредительным вниманием слуги. Округлые жесты камердинера отличались изящным достоинством, и молодая принцесса поглядывала на него с восхищением — впервые она видела столь изысканного лакея. Сравнения с ним не выдерживали ни старая экономка барона де Бассампьера, ни, тем более, официантки из таверны.

После завтрака камеристка появилась в комнате с платьем небесно-голубого цвета и спросила девушку, подходит ли оно.

— Господин граф заказал его для вас. Он надеется, что не слишком ошибся в размере. Но, если оно вам не понравится, вы можете взять любое другое в гардеробе госпожи графини.

— Какой графини?

— Супруги господина графа, разумеется.

— Разве граф Ферриньи женат? Я никогда не видела его половину.

— Так ведь она проводит лето в Монкальери, потому что в Турине очень жарко. Но завтра госпожа должна вернуться, поскольку ее предупредили о вашем приезде.

Камилла подумала, что у старой графини туалеты, вероятно, унылых цветов, а потому объявила, что платье ее вполне устраивает. Впрочем, душой она не покривила — это был восхитительный наряд из светлого шелка с тонкой бежевой вышивкой и рукавами до локтей, обрамленных кружевами с вкраплением коричневых нитей.

Камеристка помогла ей одеться — юная савоярка и не подозревала, какая это сложная процедура. Поверх рубашки из тончайшего батиста нужно было затянуть корсет со шнуровкой на спине.

— Прошу вас, распустите немного, — сказала Камилла камеристке, которая слишком уж усердствовала.

— Мадемуазель, сейчас в моде тонкая талия!

— Ну и пусть! Я хочу свободно дышать.

— Как пожелаете, мадемуазель, — произнесла служанка недовольным тоном, хотя в глубине души сознавала, что для талии Камиллы корсет, в сущности, не нужен.

Затем девушка надела короткую юбку, к которой прикреплялся кринолин из костяных обручей, перевязанных лентами. Еще несколько нижних юбок — и наконец можно было облачаться в голубое платье, которое также застегивалось на спине.

Камилла с удовлетворением посмотрела на себя в зеркало. Хотя наряд этот крайне неудобен, выглядела она в нем просто очаровательно! А кринолин имел, оказывается, свои преимущества — в нем прохладнее, чем в облегающем платье.

Камеристка попросила девушку сесть перед маленьким туалетным столиком, чтобы причесать ее. Она уложила длинные светлые волосы узлом, воткнув в него крохотные розочки из голубого и коричневого шелка. Завершающей деталью туалета стал тонкий кружевной воротничок.