Единорог Эвдорика - [22]

– И что же?

– А то, что во всем Ардуэне есть только одна подходящая девица. Правда, есть и другие девственницы, но они не годятся. Крессета, дочь Олмунда, больна и лежит при смерти. У Греды, дочери Пера, отец религиозный фанатик и глаз с нее не спускает, и так далее.

– Но кто же тогда подходит?

– Бертруда, дочь Ульфреда Неумытого.

– О, боги! Она ведь пошла в папашу, и с подветренной стороны ее можно учуять за полмили. И это лучшее, что ты можешь предложить, Сванхалла?

– Что есть, то есть. Не хочешь – не бери. В конце концов, гордый и отважный искатель приключений вроде тебя не должен обращать внимания на легкий посторонний запах, не так ли?

Эвдорик вздохнул.

– Что ж, буду себе внушать, что я снова в патенской тюрьме. Там воняло еще сильнее.

* * *

Бертруду, дочь Ульфреда Неумытого, можно было бы, если вымыть, назвать красивой девушкой, а то и красавицей. Ульфреду Неумытому прорицатель однажды нагадал, что он умрет от простуды после умывания. С тех пор Ульфред полностью исключил все внешние контакты с водой, а его дочь приобрела сходные привычки.

Эвдорик поехал в Брикенскую пущу, объезжая Ардуэн стороной. Он избегал владений своего старого недруга, барона Райнмара Хессельского, а заодно старался ехать с наветренной стороны от Бертруды.

Кроме нее с Эвдориком отправился младший брат Жилло, работник с фермы по имени Теовик Годмарсон – помогать в тяжелой работе. Жилло ехал следом, правя клеткой на колесах. Эвдорик оставил Жилло с клеткой на опушке леса, в глубь которого не вела ни одна достаточно широкая дорога.

После дня поисков, во время которых приходилось двигаться осторожно, чтобы не проглядеть почти невидимую паутину гигантских пауков, Эвдорик выбрал подходящую поляну. На ней рос гигантский бук, имевший вблизи земли достаточно веток, что позволяло легко на него вскарабкаться. К тому же поляна находилась недалеко от притока Лупы, на берегу которой они и разбили лагерь.

Остаток дня ушел на то, чтобы развесить сеть, цепляя ее на скользящие петли за ветви бука и двух других ближайших деревьев. Рывок спусковой веревки обрушивал сеть на поляну, а свинцовые грузы по краям сети гарантировали, что зверь из-под нее не выберется. Сеть была тяжелой, а день жарким, и, завершив работу, Эвдорик и Теовик стали мокрыми от пота. Они рухнули на землю и лежали, тяжело дыша и прислушиваясь к жужжанию и стрекоту насекомых.

– Я не прочь искупаться, – сказал Эвдорик. – Ты тоже, Теовик? Бертруда, если пройдешь немного ниже по течению, то найдешь заливчик, где сможешь спокойно поплескаться. Тебя это не погубит.

– Мне? Купаться? Эта привычка вредна для здоровья. Можно простудиться и умереть.

Ночью Эвдорик слышал рев единорога. Наутро он велел Бертруде сесть под дерево, а сам с Теовиком влез на него и принялся ждать. Вглядываясь в просветы между бронзово-зелеными листьями, Эвдорик держал веревку, освобождающую сеть. Бертруда привычно отмахивалась от облака мух, сопровождающих ее постоянным эскортом.

* * *

Появившийся после обеда единорог не очень-то походил на изящные существа – нечто вроде гибрида лошади и газели, – изображенные на гобеленах в императорском дворце. Телом и конечностями он напоминал быка шести футов в холке, а огромная щетинистая голова придавала ему сходство с гигантским кабаном. Над глазами из его лба торчал длинный рог.

Единорог приблизился к дереву, под которым сидела Бертруда. Зверь двигался осторожно, шаг за шагом. Оказавшись почти целиком под сетью, он вдруг замер и подозрительно принюхался, раздувая крупные ноздри.

Еще раз принюхавшись, он задрал голову и оглушительно заревел – как лев, но более низко. Зверь завращал глазами и принялся рыть землю копытом.

– Бертруда! – крикнул Эвдорик. – Он сейчас нападет! Залезай на дерево, быстро!

Когда единорог рванулся вперед, девушка, смотревшая на него со все возрастающим ужасом на покрытом грязью лице, вскочила и вскарабкалась по ветвям на дерево. Зверь остановился, пропахав землю, и уставился на ствол налитыми кровью глазами.

Эвдорик дернул веревку. Едва сеть начала падать, единорог снова прыгнул вперед, обогнул дерево и помчался дальше. Один из свинцовых грузов стукнул его по загривку.

Единорог с испуганным ревом обернулся, выставив крупные клыки. Не увидев врага, он умчался в лес. Постепенно треск и шум стихли в отдалении.

Когда охотники спустились с дерева, Эвдорик сказал:

– Вопрос решен. Лысониус говорил, что единороги чувствительны к запахам. Ты же, дорогая Бертруда, пахнешь за шестерых. Теовик, пойдешь в деревню и купишь кусок мыла и губку. Вот деньги.

– Может быть, вам лучше пойти самому и оставить меня охранять девушку? – с ухмылкой предложил Теовик.

– Нет. Если меня узнают, Райнмар нашлет на нас своих головорезов, так что держи язык за зубами, пока будешь там. Иди, и постарайся вернуться до обеда.

Вздохнув, Теовик оседлал лошадь и потрусил в деревню. Бертруда дрожащими губами спросила:

– Что… что вы хотите сделать со мной, сэр? Избить или изнасиловать?

– Что за чушь, девочка! С твоей головы и волосок не упадет. И не думай, что раз перед моим именем стоит «сэр», я жесток с простыми людьми. Я стараюсь обращаться со всеми так, как они заслуживают, будь то крепостной или король.