Единорог Эвдорика - [10]

– Боюсь, что нет, Брюс, – отозвался Метьюэн, – если только не считать гигантской мыши у Форда.

– Что? Какая еще гигантская мышь?

– Доктор Форд методом ортогональной мутации вывел трехсотфунтовую мышь. Правда, ему пришлось изменить ее морфологические характеристики…

– Ее что?

– Проще говоря, внешность. Пришлось переделать ее так, чтобы мышь смогла жить…

– Где? Где она?

– В лабораториях Осборна. Если…

Но Брюс Инглхарт уже мчался к холму, где стояли здания научного городка.

– Раз войны нет, – продолжил Метьюэн, – а Нью-Хэвен продолжает оставаться таким же скучным городом, каким он был всегда, то газетчикам, как мне кажется, приходится являться за новостями к нам. Пойдем, Джонни. С возрастом я стал болтлив.

Пробегавшая мимо собака, завидев Джонни, едва не сошла с ума от лая и воя. Джонни не обратил на нее внимания. Они вошли в Вудбридж-Холл.

Доктор Уэнделл Кук, президент Йельского университета, принял Метьюэна сразу. Не допущенный в святую святых Джонни подошел к секретарше президента. Он встал и положил лапы ей на стол. Потом состроил ей глазки – вы должны сами увидеть строящего глазки медведя, чтобы понять, как он это делает – и спросил:

– Как нашчет того шамого, милошка?

Мисс Прескот, в которой с первого взгляда можно было распознать старую деву из Бостона, улыбнулась ему в ответ.

– Конечно, Джонни. Подожди немного.

Она закончила печатать письмо, выдвинула ящик стола и достала томик Хехта «Фантазиус Малларе», который протянула Джонни. Тот улегся на полу, поправил очки и начал читать.

Через некоторое время он посмотрел на нее и сказал:

– Мишш Прешкот, я прошитал уше половину, но до ших порр не пойму, пошему эту вешь шшитают непррилишной. Не могли бы вы дать мне наштояшую книгу?

– Да, в самом деле, Джонни, ты же знаешь, что у меня здесь не порнографическая лавочка. Многие люди находят и это достаточно сильным.

Джонни вздохнул.

– Людей вошбушдают такие шмешные вешши…

* * *

Тем временем Метьюэн уединился вместе с Куком и Далримплом на одной из бесконечных и ничего не решающих конференций. Р.Хэнсом Далримпл, собиравшийся сделать университету пожертвование, был похож на статую, которую скульптор так и не удосужился окончательно отделать. Единственной эмоцией, которую допускал на свое лицо стальной председатель, была ехидная и таинственная улыбка. У Кука и Метьюэна было такое чувство, что он водит их как рыб, пойманных на поводок из банкнот Федерального Резерва США. Дело было вовсе не в нежелании расставаться с презренными деньгами, а в том, что он наслаждался ощущением власти над университетскими умниками. Современные же реалисты не должны выходить из себя и советовать Крезу, как поступать с его богатством. Надо говорить: «Да, мистер Далримпл. Конечно, это действительно великолепное предложение, мистер Далримпл! И как это мы сами до него не додумались?»

Кук и Метьюэн уже давно и умело играли в подобные игры. Метьюэн, хотя и считал Уэнделла Кука надутым ослом, восхищался его способностями по части вытягивания пожертвований. В конце концов, разве не был Йельский университет назван именем удалившегося от дел купца, что пожертвовал на его основание 562 фунта и 12 шиллингов?

– Послушайте, доктор Кук, – предложил Далримпл, – а почему бы вам для перемены обстановки не сходить со мной на ленч в «Тафт»? И вам тоже, профессор Метьюэн.

Академики пробормотали о своей признательности за приглашение и натянули галоши. Выходя из приемной, Далримпл остановился и почесал Джонни за ушами. Джонни отложил книгу так, чтобы не было видно названия на обложке, и еле удержался, чтобы не цапнуть стального человека за руку. Далримпл просто находился в хорошем настроении, но Джонни не любил людей, позволявших по отношению к нему подобные вольности.

Чуть позже три человека и медведь шли вниз по Колледж-стрит. Время от времени Кук останавливался, и, не обращая внимания на моросящий дождик, заученными жестами указывал на один из элементов невообразимого суфле из георгианской и псевдоготической архитектуры и что-то рассказывал и пояснял. Далримпл лишь слегка улыбался ничего не выражающей улыбкой.

Семенивший сзади Джонни первым заметил, что проходящие мимо студенты замирают на месте и смотрят на ноги президента. Слово «ноги» теперь следовало понимать буквально, потому что галоши Кука быстро превращались в пару огромных голых розовых ступней.

Сам Кук не подозревал об этом, пока не собралась довольно большая толпа, от которой доносились те звуки, что издает человек, тщетно пытающийся не рассмеяться. К тому времени, когда Кук проследовал за их взглядами и посмотрел вниз, метаморфоза завершилась. То, что он оказался потрясен, было естественно – ноги действительно выглядели потрясающе. Постепенно его лицо стало соперничать в окраске с галошами, внося живописный мазок в унылый серый ландшафт.

Р.Хэнсом Далримпл на мгновение потерял невозмутимость, а последовавшие за этим вопли отнюдь не уменьшили опасность приближающегося апоплексического удара. Кук наконец-то очнулся и стянул с ног галоши. Осмотр показал, что ступни на них были нарисованы и замазаны сверху сажей, которую постепенно смыл дождь.