Эдинбург. История города - [145]

Но как насчет тех, кто стоял ниже? Чемберс предвидел трудности возникновения нового класса домовладельцев, когда большинство рабочих влачит существование в лучшем случае на грани выживания. Его идея заключалась в том, что богатые должны финансировать строительство жилья для неимущих. В 1849 году он помог основать «Пилриг модел двеллинг компани»; ее главное достижение, «Эйч-блок», пусть слегка приукрашенный в классическом духе, все еще стоит на Пилриг-стрит, вниз от Лейт-Уок. Но, если выражаться современным языком, дальше этого рыночные интервенции не пошли. Когда в 1885 году заседала Королевская комиссия по жилью, Энди Телфер, столяр и глава Эдинбургского совета по отраслям, «говоря от имени рабочих классов, выступал против городского совета и передачи в его полное ведение вопросов строительства жилья».[373] До общественного строительства жилых домов пока было далеко.

Тем временем жилищные проблемы в Эдинбурге несколько обострились в 1861 году. 24 ноября обрушилась квартира на Хай-стрит; тридцать пять человек погибли, еще больше были ранены. Мальчик, которого придавило обломками, покорил сердца горожан, убеждая спасателей: «Тяните, парни! Я еще жив!» Теперь тем не менее разговоры сменились делами. Потрясение и испуг общества всего через год обернулись назначением на пост главы здравоохранения страны доктора Генри Литтлджона, которого наделили широкими обязанностями по городскому благоустройству. Он сразу же составил статистический отчет, выявивший чудовищные контрасты Эдинбурга. Из отчета следовало, что показатель смертности в худших районах вдвое превышает таковой в лучшем.

Так что, когда Чемберс в 1865 году пришел к власти, у него были все инструменты, чтобы прославиться как величайший преобразователь на должности лорда-провоста. Основой своей политики он провозгласил преодоление различий не между буржуазией и пролетариатом, а между зажиточным и неимущим рабочим классом. Ремесленники обладали определенным достатком и свободно перемещались по стране и по миру, а вот «жилье, покинутое честными тружениками, заняли по большей части совершенно презренные классы — те, к кому высшие слои общества посчитают зазорным приблизиться… Освобождение жилья лишь предоставило Старому городу удобное место поимки тех, кто со временем становится клиентом инспекторов по неимущим, полиции и уголовных судов». Но все же основной проект Чемберса, прокладка улиц через Старый город, не предусматривал его превращения в еще один Новый город: «Думаю, многоквартирные дома следует главным образом строить для торговых людей и рабочего класса, с лавками и мастерскими в нижних этажах». Просвещенное усовершенствование должно наконец распространить свое влияние на нижние ступени социальной лестницы, оберегая индивидуальности людей и мест, отнюдь не ориентируясь на некий бесплотный универсальный идеал. Чемберс не сомневался в возможности придать «новый характер Старому городу, не нанося ущерба его живописной внешности». Промышленность и благопристойность должны были отмечены в тех пределах, каковые их и породили — это воззрение настолько далеко от политики общественного жилищного строительства XX века, насколько возможно предположить. Следуя примеру своего предшественника на должности лорда-провоста столетием ранее, Джорджа Драммонда, Чемберс был готов приступить к созиданию чего-то, до завершения чего он сам явно не доживет. Новое строительство в известном отношении было простой задачей: потребовалось, например, тридцать лет, чтобы удостовериться, что в каждом доме есть туалет, смывающий нечистоты в канализацию.[374]

* * *

К концу столетия Эдинбург разрешил не все проблемы, но хотя бы самые насущные из них, и взял передышку. Значительная часть Старого города была санирована или снесена, но никто не хотел уничтожать по-настоящему ценные здания, тем более, что многие, пусть старинные, отлично годились для проживания. Что же нужно сделать?

Предложения, общего свойства и конкретные, внес Патрик Геддес, ботаник, планировщик, социальный реформатор и экономический теоретик. Он стремился одновременно к всеохватности и практичности. Он видел, что некогда цельное сообщество ныне разделилось между Старым и Новым городами. И был готов приступить к восстановлению. Он поселился на Джеймс-корт, поблизости от Хай-стрит, надеясь подать пример среднему классу. Он переделал обсерваторию на Замковом холме в Башню перспективы. Там он установил камеру-обскуру, чтобы представить город целиком и показать взаимоотношения пейзажа, экономики и людей. Трактаты, которые он написал, воспринимаются как расшифровки стенограмм разговоров посетителей, покуда те вглядывались в отражения в стекле:

Редко когда столь глубокий и драматический ряд контрастов можно обнаружить на столь незначительном пространстве. И потому один тип отечественного ума, один тип посетителей видит лишь историческое, романтическую сторону Шотландии; другой тип, другой посетитель, видит прагматическое и экономическое, и это не менее важно. Здесь, в Лотиане, или там, в Файфе, равно как и на Западе, мы имеем экономические области, издавна эгоцентричные и все еще в существенной степени отделенные от прочих, достаточно плодородные, чтобы обеспечить себе пропитание, но климат там вполне суровый, чтобы это пропитание не добывалось без исключительных усилий и исключительной экономики. Высокая репутация шотландских садовников, высокое положение шотландских страховых компаний — не звенья ли это одной цепи? — восходят к древнейшей борьбе человека с природой, к тем же самым крестьянским хозяйствам, к предвидению, проницательности, расчету.