Единая военная доктрина и Красная Армия - [4]
Этот оппортунистический, неуверенный в себе, в своих силах, чуждый активности дух французской буржуазии, стоявшей у руля правления, определял собой и общий характер французской военной политики. Несмотря на наличие во французской армии богатейших военных традиций, начиная с великого Тюреня и кончая Наполеоном, несмотря на данные ими блестящие образцы военного искусства в духе смелой нападательной стратегии, – и тактика, военная доктрина армии III республики далеко уступала германской. Ее отличало чувство неуверенности в своих силах, отсутствие широких наступательных планов, неспособность искать смело решения боем, стремясь навязать свою волю противнику и не считаясь с волей последнего. В своем положительном содержании сущность доктрины, на которой воспитывалась французская армия последней эпохи, заключалась в стремлении разгадать план противника, заняв до этого выжидательное положение, и лишь по выяснении обстоятельств искать решения в общем наступлении. Таковы были существенные черты французской военной доктрины, наложившей свой отпечаток на весь облик французской армии в минувшую войну, особенно в первый маневренный ее период.
Здесь особо следует подчеркнуть, что по своим дарованиям многие французские полководцы вряд ли уступали германским. Помимо того, многие из них теоретически стояли на точке зрения не своей, а именно германской доктрины с ее духом величайшей активности. И при всем том общий дух французской армии, весь ее внутренний строй и характер господствовавших в ней взглядов на методы разрешения боевых проблем они изменить не могли, так как это являлось отражением более могучих, чем участие отдельных лиц, факторов.
Таким образом пример Франции еще более подтверждает все то, что было сказано нами по вопросу о доктрине в связи с Германией. Военный уклад данного государства, характер господствующих в военной среде взглядов и настроений и, наконец, самое содержание принципов военного дела определяется всем строем жизни данного периода и, в частности, существом и характером того общественного класса, который в данное время стоит у власти.
Что касается Англии, то пример ее любопытен лишь в том отношении, что в силу географических и исторических особенностей ее положения, внимание правящего класса было направлено не на сухопутную армию, а на флот. Основным руководящим принципом английской военной доктрины было обеспечение господства на море (здесь сказался своеобразный, ярко подчеркнутый колониальный характер британского империализма). Конкретно военные требования английской буржуазии вылились в обязательную для всех английских правительств минувшей эпохи формулу: иметь флот, равный соединенным флотам двух сильнейших морских держав. До последнего времени эта программа неуклонно осуществлялась, но теперь, с появлением такого соперника, как С.-А. Соединенные Штаты, положение изменилось и энергия английской буржуазии должна будет искать какую-либо новую формулу, обеспечивающую ее захватническую политику.
Несколько слов о военной доктрине русской армии времен царизма.
После всего, что было сказано выше о нашей военной доктрине, может показаться странной самая постановка этого вопроса. В известном смысле это, конечно, так; но доктрина, хотя и неоформленная царской армией, все-таки была, и хотя ничего положительного собой не представляла, все же и на этом отрицательном примере видна теснейшая связь учения о войне с общим укладом жизни.
Политическая сторона этой доктрины сводилась к триединой идее православия, самодержавия и народности, вбивавшейся в головы молодых солдат на уроках знаменитой словесности. Что же касается военно-технической части ее, то она в наших руководящих наставлениях являлась простым позаимствованием у иностранных оригиналов большей части в отсталом и ухудшенном издании, но и в этом своем виде доктрина являлась детищем наших немногочисленных военных теоретиков, оставаясь чуждой не только всей массе рядового командного состава армии, но и ее высшим руководителям. Здесь ярко сказывалось все беспримерное убожество, внутренняя гнилость и дряблость царской России последних времен. В самом деле, армия всегда была предметом особого попечения царей, и тем не менее эта самая армия в их руках оказалась никуда не годной силой.
Изложение позволяет сделать некоторые общие выводы по интересующему нас вопросу.
Первый из них, – это уже неоднократно повторенная нами мысль о том, что военное дело данного государства, взятое в его совокупности, не является самодовлеющей величиной, а целиком определяется общими условиями жизни этого государства.
Второе: характер военной доктрины, принятой в армии данного государства, определяется характером общей политической линии того общественного класса, который стоит во главе его.
Третье: основное условие жизненности военной доктрины заключается в ее строгом соответствии с общими целями государства и теми материальными и духовными рессурсами, которые находятся в его распоряжении.
Четвертое: доктрины, способной быть жизненным организующим моментом для армии, изобрести нельзя. Все основные элементы ее уже даны в окружающей среде, и работа теоретической мысли заключается в отыскании этих элементов, сведении их в систему и приведении их в соответствии с основными положениями военной науки и требованиями военного искусства.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 1997 г.
В монографии освещаются ключевые моменты социально-политического развития Пскова XI–XIV вв. в контексте его взаимоотношений с Новгородской республикой. В первой части исследования автор рассматривает историю псковского летописания и реконструирует начальный псковский свод 50-х годов XIV в., в во второй и третьей частях на основании изученной источниковой базы анализирует социально-политические процессы в средневековом Пскове. По многим спорным и малоизученным вопросам Северо-Западной Руси предложена оригинальная трактовка фактов и событий.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
"Предлагаемый вниманию читателей очерк имеет целью представить в связной форме свод важнейших данных по истории Крыма в последовательности событий от того далекого начала, с какого идут исторические свидетельства о жизни этой части нашего великого отечества. Свет истории озарил этот край на целое тысячелетие раньше, чем забрезжили его первые лучи для древнейших центров нашей государственности. Связь Крыма с античным миром и великой эллинской культурой составляет особенную прелесть истории этой земли и своим последствием имеет нахождение в его почве неисчерпаемых археологических богатств, разработка которых является важной задачей русской науки.