Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - [70]

Шрифт
Интервал

И сразу взялся за дело. Стал собирать сухие листья, чтобы использовать их как трут, но вся листва была пропитана росой. Влага проникла даже в укромные пещерки, Я приложил немало усилий, и все же пришлось отказаться от этой невыполнимой затеи.

Теперь ничего не оставалось, кроме как идти вперед, согреваясь быстрой ходьбой. Ночь предстояла долгая и непогожая. Ледяной ветер будто тысячами игл впивался в мое тело. Спасения не было, и я запасся терпением, чтобы все вынести.

Пройдя немного по верхней кромке горного склона, я вышел к отвесному спуску. Он был абсолютно голый и гладкий – ни кустика, ни деревца, лишь ровный скользкий камень. Дорогу я не видел, но слышал шум потока, что позволило мне определить мое местоположение.

Плато, по которому пролегала дорога, в этом месте обрывалось. Края бездны по обеим сторонам реки напоминали два подступающих друг к другу мыса. Я находился на оконечности одного из них, того, что располагался севернее. Внизу, на расстоянии десяти-двенадцати футов от скалы имелся брод, там было так мелко, что путешественнику и его лошади ничего не стоило форсировать реку и продолжить путь.

Однако я знал, что в нескольких ярдах от этого отвесного склона очень глубоко. Прыгнуть в воду здесь гораздо безопаснее, чем там, где меня впервые посетила такая мысль. Тогда я сомневался, что глубина достаточная, а тут мне это было доподлинно известно. Но некоторые опасения все-таки имелись. Здесь придется прыгать с большей высоты, я боялся потерять сознание от удара о воду и утонуть. Тем не менее колебания были отброшены, я положил ружье и томагавк на землю и приготовился к прыжку.

Только я собрался с духом, как был остановлен странным, едва различимым звуком, донесшимся из того места, откуда я пришел. Вроде бы голоса людей – но необычные, не похожие на те, что я привык слышать. Во всяком случае, это был не волчий вой и не рычание пумы. Их я научился безошибочно узнавать во время прошлогодних блужданий по озерам. А потому у меня возникло подозрение, что это переговариваются краснокожие дикари.

Я понятия не имел, сколько индейцев обретается в округе, и предположил, что, быть может, у хижины Деб столкнулся не с теми, которых видел в пещере. Вероятно, таких отрядов рассредоточено здесь немало, и мне удалось уловить сигнал о приближении одного из них. Все же я не мог понять, что привело их в эту глушь и на какую добычу они тут рассчитывают. Опять раздались голоса, уже ближе. Мои подозрения усилились. Что предпринять, чтобы обезопасить себя? Прижаться к земле и затаиться или попытаться уйти? Что, если враг перемещаясь по краю пропасти, уже рассмотрел все окрестности вокруг скалы? Как же мне быть? На крайний случай у меня есть оружие, Но, может, я сумею избежать нового кровопролития? Стоит ли дожидаться нападения дикарей, не лучше ли предотвратить столкновение, прыгнув в воду?

Перед угрозой опасности мне следовало соблюдать осторожность, так что я сконцентрировался на разрешении этой первоочередной задачи, временно отбросив все прочие мысли. Я стоял на округлом выступе, чуть в стороне от основного горного массива, кромка которого тянулась прямой линией немного ниже, на расстоянии нескольких шагов от меня. Любое движение там не укрылось бы от моего взгляда даже в полумраке.

Я сосредоточился на этом участке. Оттуда донеслись шаги, и вскоре показались люди, идущие цепочкой друг за другом, как ходят вооруженные индейцы. Они шли вдоль кромки горы по направлению к мысу. Я насчитал семь человек.

Мне уже было ясно, что делать дальше. Если кто-нибудь из них заметит меня, я тут же вскочу на ноги, выстрелю в того, кто первым приблизится, затем брошу мушкет и прыгну в реку.

К счастью, они в полной тишине проследовали мимо, не обнаружив моего присутствия. Несколько минут я боялся пошевелиться. А когда тревога уже почти улеглась, оттуда же, что и в прошлый раз, вдруг послышались громкие выкрики. Я понял, что мне по-прежнему угрожает опасность. Видимо, вслед за передовым отрядом идут другие, и я должен быть готовым к встрече с ними.

Не выпуская из поля зрения единственный возможный для них путь, я через некоторое время различил фигуру вооруженного человека. Пока он был один, но где-то неподалеку, несомненно, находились и другие. Он приблизился, остановился, и я поймал на себе его пристальный взгляд.

Зрение у ленни-ленапе острее, чем у нас. Они никогда не примут корягу или олененка за человека, равно как и человека не перепутают с корягой или олененком. И, увидев чужака, мгновенно поймут, друг он им или враг. Не подлежало сомнению, что индеец уже обратил внимание на мое распростертое тело. Но пока он продолжал всматриваться, пытаясь определить, кто я такой, у меня еще оставались шансы спастись.

Все произошло невероятно быстро. Я заметил движение, которое от страха тут же интерпретировал в соответствии со своими дурными предчувствиями, решив, что дикарь целится мне в голову. Он находился в очень удобном положении относительно меня. С такого расстояния нетрудно было поразить цель.

Эти мысли положили конец моим колебаниям. Уже в следующее мгновение я оказался на ногах и выстрелил, после чего, бросив мушкет на землю, прыгнул с огромной высоты в реку. Ускорение, набранное в полете, сразу увлекло меня на дно. Вода не смогла погасить его.


Рекомендуем почитать
Куклы

Новеллы предлагаемого сборника, за исключением рассказа «Муравей», посвящены индийской действительности до 1947 года — года завоевания Индией своей независимости. Не случайно поэтому их основная тема — борьба за национальное освобождение Индии. Особое место занимает рассказ «Куклы». В нем П. К. Саньял показал просветительскую деятельность, которой занимались индийские патриоты в деревне. Писатель осуждает тех, кто, увлекшись показной стороной своей работы, забывал оказывать непосредственную помощь живущему в нечеловеческих условиях индийскому крестьянству. И. Товстых.


Призовая лошадь

Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.


Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст, Ницше; Ромен Роллан. Жизнь и творчество

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (18811942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В пятый том Собрания сочинений вошли биографические повести «Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст Ницше» и «Ромен Роллан. Жизнь и творчество», а также речь к шестидесятилетию Ромена Роллана.


Заплесневелый хлеб

«Заплесневелый хлеб» — третье крупное произведение Нино Палумбо. Кроме уже знакомого читателю «Налогового инспектора», «Заплесневелому хлебу» предшествовал интересный роман «Газета». Примыкая в своей проблематике и в методе изображения действительности к роману «Газета» и еще больше к «Налоговому инспектору», «Заплесневелый хлеб» в то же время продолжает и развивает лучшие стороны и тенденции того и другого романа. Он — новый шаг в творчестве Палумбо. Творческие искания этого писателя направлены на историческое осознание той действительности, которая его окружает.


Игла

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.


Секхет

В этой небольшой пьесе боги Древнего Египта становятся аллегорическим воплощением социума начала XX века. Цинично и жестоко они судят тех, кто осмелился выйти за рамки установленных порядков, – и не важно, какова была цель…Всех осуждённых ожидает встреча с Секхет, египетским Демиургом, девиз которого: «Наказывай виновных и устраняй осквернение». Но кто же осквернен в современном мире: обвиняемые или обвинители? И кто в действительности заслуживает наказания?..