Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - [68]

Шрифт
Интервал

В Солсбери вели две дороги. Одна огибала гору, тянулась через пустынные, нехоженые места, где можно было напороться на притаившихся дикарей. Другая, торная, шла вдоль речного берега, и выбраться на нее можно было, лишь перевалив через гору. Задача вполне выполнимая. Об этом я узнал от хозяйки дома: она показала мне из окна тропу, ведущую к вершине, и добавила, что с другой стороны такая же тропа сбегает к реке. Вряд ли путь мне предстоял легкий, но этот вариант был предпочтительнее других.

Конечно, маршрут довольно запутанный и окольный, Однако самое трудное – подняться на вершину и спуститься к реке. Оттуда к Солсбери ведет прямая, ровная дорога, В целом же требовалось пройти около тридцати миль, И желательно было сделать это за шесть часов, потому что потом наступят сумерки, а для путешествия в темноте нужны проворство леопарда и крепость дикого оленя.

Я же был едва жив. Душевные муки, страх, невероятное напряжение, истощение, раны – все это лишило меня сил, Но ведь я еще держался. Может, мне удастся засветло добраться домой? С детских лет я познал наслаждение в подвигах ловкости и выносливости. Преодолевая густые заросли или пропасти, я мало-помалу закалил себя физически и нравственно в рискованных испытаниях. Мне казалось, что я начну себя презирать, если не сравняюсь в ловкости с рысью, в прыгучести с косулей, а в терпении и несгибаемости воли с индейцем-могавком. Я стремился превзойти диких зверей во всем, вне зависимости от того, разумно это или нет, старался понять, в чем сила каждого из них, чтобы выйти в состязании с ними победителем.

Глава XXI

Мне не терпелось узнать, что стало с моими близкими. Если они живы, я смог бы успокоиться сам и своим появлением развеять их опасения на мой счет. Груз ужасных подозрений был невероятно тяжел, я никак не мог примириться с неопределенностью. Беспокойство и зловещие предчувствия мучили меня так, что все опасности и тяготы минувших дней не шли с этим ни в какое сравнение.

Еда, питье и короткий отдых освежили меня и придали мне новых сил. Теперь я чувствовал, что смогу одолеть трудную дорогу. Получив от хозяйки еще некоторые наставления и горячо поблагодарив ее за гостеприимство, я отправился в путь.

Тропа действительно оказалась запутанной, и требовалось изрядное внимание, чтобы не потерять ее. Я продвигался медленнее, чем хотел. Поначалу казалось, что, постоянно видя перед собой вершину, я буду перепрыгивать с уступа на уступ, пока наконец не окажусь наверху. Но на деле все вышло не так. Надо было перебираться через лощины, перешагивать трещины и, отклоняясь от маршрута, обходить пропасти. И ведь у меня не было ни малейших сомнений, что этот путь – единственный.

Целый час я кружил по склону, ничуть не приближаясь к своей цели. Даже закралась мысль, что я сбился с нужной тропы. Все новые и новые препятствия убеждали меня в этом. Хозяйка описывала мне совершенно определенное расположение ручьев, камней и глыб. Я не видел ничего похожего. Лишь глубокие впадины, стремительные потоки и широкие расселины встречались на каждом шагу.

Возвращаться назад было так же безнадежно, как идти вперед. Я успокаивал себя тем, что, вероятно, женщина описала гору неточно и, вопреки ее заверениям, где-то есть другой путь к вершине. Не стану говорить, сколько я приложил усилий, сколько раз надежда сменялась разочарованием. Скажу лишь, что, когда я все-таки забрался наверх, солнце уже спряталось за горизонтом.

Воодушевленный тем, что самое трудное позади, я с надеждой посмотрел на противоположный выступ. И тут понял, что дальше – обрыв, спуститься здесь совершенно невозможно. Внизу текла река. Дальний берег был ярдах в пятистах и выглядел таким же неприступным, как отвесный склон горы, на вершине которой я стоял. Судя по внешнему виду, эти два утеса составляли в древности единый массив, но вследствие какого-то мощного катаклизма разъединились, и в образовавшуюся пропасть хлынул поток. Огромные валуны загромождали русло, поэтому река бурлила и пенилась порывисто и шумно.

Величественная картина поражала воображение, На какое-то время я отвлекся от своих мучительных размышлений; но это длилось недолго, и я снова стал обозревать окрестности в поисках спуска к реке. Меня ждало разочарование. Тогда я обследовал восточный, потом западный склон. Мне по-прежнему необходимо было попасть на дорогу, ведущую в Солсбери. Я прошел немного по краю пропасти в нужном направлении. И тут путь преградила широкая расселина. За ней гора была более пологой, но перебраться туда не представлялось возможным, Оставался шанс, что чуть выше я сумею обнаружить вполне приемлемый спуск, пусть даже уводящий в сторону от Солсбери, – ведь лучше выйти на дорогу окольным маршрутом, чем вообще не добраться до нее.

Изменив курс, я принялся исследовать новые пути. Приближалась ночь, серые тучи собирались на юго-востоке, и пронзительный ветер, неизбежный спутник октябрьских ночей, зловеще свистел в ветвях карликовых кедров, лишь изредка встречающихся на этих высотах. Из-за наступившей темноты мне пришлось остановиться, чтобы найти место для ночлега. Внимательно оглядевшись, я решил, что небольшое углубление в скале лучше всего подойдет для отдыха и защитит меня от ветра.


Рекомендуем почитать
За городом

Пожилые владелицы небольшого коттеджного поселка поблизости от Норвуда были вполне довольны двумя первыми своими арендаторами — и доктор Уокен с двумя дочерьми, и адмирал Денвер с женой и сыном были соседями спокойными, почтенными и благополучными. Но переезд в третий коттедж миссис Уэстмакот, убежденной феминистки и борца за права женщин, всколыхнул спокойствие поселка и подтолкнул многие события, изменившие судьбу почти всех местных жителей.


Шесть повестей о легких концах

Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».


Первая любовь. Ася. Вешние воды

В книгу вошли повести «Ася», «Первая любовь», «Вешние воды». Тургенев писал: «Любовь, думал я, сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь». В «Асе» (1858) повествование ведётся от лица анонимного рассказчика, вспоминающего свою молодость и встречу в маленьком городке на берегу Рейна с девушкой Асей. На склоне лет герой понимает, что по-настоящему любил только её. В повести «Первая любовь» (1860) пожилой человек рассказывает о своей юношеской любви. Шестнадцатилетний Владимир прибывает вместе с семьей в загородное поместье, где встречает красивую девушку, двадцатиоднолетнюю Зинаиду, и влюбляется в нее.


Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях

Сюжет названного романа — деятельность русской администрации в западном крае… Мы не можем понять только одного: зачем это обличение написано в форме романа? Интереса собственно художественного оно, конечно, не имеет. Оно важно и интересно лишь настолько, насколько содержит в себе действительную правду, так как это в сущности даже не картины нравов, а просто описание целого ряда «преступлений по должности». По- настоящему такое произведение следовало бы писать с документами в руках, а отвечать на него — назначением сенатской ревизии («Неделя» Спб, № 4 от 25 января 1887 г.)


Призовая лошадь

Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.


Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст, Ницше; Ромен Роллан. Жизнь и творчество

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (18811942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В пятый том Собрания сочинений вошли биографические повести «Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст Ницше» и «Ромен Роллан. Жизнь и творчество», а также речь к шестидесятилетию Ромена Роллана.