Эдем-2160 - [43]

— Давайте спросим специалиста, что он скажет об этом. Саймон, каково твое мнение?

— О чем вы? – он оторвался от еды.

— Мы говорим о евгенических бунтах, – объяснил Литвинов.

— Что именно вас интересует? – вежливо поинтересовался Саймон.

— Мнение официальной зарубежной науки.

— Ну, здесь я могу вам сказать только то, что говорил всегда: это крайне вредное и реакционное движение. Отмена евгеники приведет к анархии..., – и Саймон принялся пересказывать свою последнюю лекцию.

В спор вмешался Вартанов, до этого мило беседовавший с женой Евгения Ольгой:

— Конечно, я согласен с тобой, что бунты отнюдь не укрепляют политическую стабильность, но они показывают, что программа несовершенна. Поэтому мы должны не огульно отрицать их, а прислушаться к мнению масс.

— И что же? Допустить поголовное размножение уродов? – спросил Саймон, – Или вы хотите усиления Китайской демографической экспансии?

— Ну что вы! – профессор даже картинно всплеснул руками, – Мы ведь именно о китайской агрессии и говорим. Надо сменить принцип общего равенства в евгенике принципом расовой избирательности.

Литвинов одобрительно кивнул, но Саймон возразил:

— На это вряд ли кто-нибудь согласится. Это противоречит демократическим нормам и нарушает права личности.

Профессор лишь таинственно улыбнулся и погладил бородку. Вдруг шум на другом краю стола привлек внимание мужчин.

— Настенька, спой нам. У тебя так хорошо получается! – умоляющим голосом попросила Ольга.

Увидев, что на нее все смотрят, Анастасия смущенно попросила старшего сына сесть за фортепиано и аккомпанировать ей. Встав сбоку от инструмента, она выждала паузу и начала романс, которого Саймон никогда не слышал:

Отцвели уж давно

Хризантемы в саду,

Но любовь...

Володя играл очень чисто, чему Саймон удивился: мальчику было всего тринадцать лет. Когда романс кончился, все зааплодировали. И тут сквозь гром аплодисментов раздался бас Литвинова:

— Айда гулять!

И в этот же миг тишину за окном разорвали треск и грохот фейерверков и звон бубенцов: залитая разноцветными огнями, в ворота ворвалась русская тройка и понеслась рысью к парадному входу, раскидывая сугробы и взметая водопады серебристой пыли.

Все бросились на улицу, на ходу натягивая шубы и шапки.

— Ксения Егоровна, – бросил Вартанов экономке, – готовьте десерт часа через два!

Хозяева и гости высыпали на заснеженное крыльцо, где уже ждали большие, крытые стеганой попоной сани. Кони утаптывали снег и дышали густым паром. Все вповалку рухнули на сани, и тройка рванула с места в карьер.

Прогулка затянулась до глубокой ночи, поэтому длинного застолья с десертом не получилось. Детей отправили спать немедленно, да и остальные не стали засиживаться заполночь. Саймон едва дополз до подушки, как его свалила усталость длинного и полного новых впечатлений дня. Огни погасли и светилось только окошко сторожа в глубине сада.

Саймон давно уже не видел таких ярких снов, может быть только в детстве.

Он стоял в церкви, в костеле святого Войцеха. Сумрачные своды едва освещались колыханием свечей.

— Не бойся, – голос матери был серьезным, но успокаивал.

Маленький Саймон посмотрел на отца. Тот стоял, вытянувшись как струна, и не глядел на него. Саймон почувствовал, как его осторожно подтолкнули в спину.

— Иди! – мать незаметно сунула что-то ему в руку. – Не бойся, – повторила она снова.

Саймон захотел сделать шаг, но неожиданно алтарь сам надвинулся на него. Обернувшись, он увидел далеко-далеко, почти у самого входа, на скамье мать. Через проход от нее сидел отец с закрытыми глазами.

— Подойди ко мне, – раздался голос за спиной Саймона.

Повернувшись, он уперся взглядом в нательный крест пастора.

— Как тебя зовут?

— Саймон, – пересохшими губами прошептал он.

— Не бойся, Саймон.

Сутана надвинулась на него. Мальчик поднял глаза и увидел, что на него смотрит он сам. В ужасе он повернулся и бросился бежать по бесконечно длинному проходу между скамьями.

— Ты еще вернешься в церковь, – раздался за спиной голос отца Сергия.

В проходе вырос крестящийся казак. Его лицо пугающе исказилось, и он отпрянул от Саймона. Налитые глаза бородатого казака дрожали прожилками сосудов. Разжав ладонь, Саймон посмотрел на вещь, которую до этого крепко держал в кулаке: это был маленький крестильный крестик, по которому сбегали капли крови из порезанных пальцев.

Саймон проснулся.

Весь день они провели на даче, гуляя по окрестностям.

Евгений неожиданно уехал, извинившись и сославшись на какие-то неотложные дела. Вартанов за завтраком нехотя пояснил, что его вызвали куда-то на Урал, толи в Красновишерск, толи в Пермь. Вроде бы надо было решить небольшие проблемы с уклонистами от евгенического контроля за рождаемостью.

Вечером, когда Джулия собирала вещи к отъезду, Саймон бесцельно слонялся по дому. После отъезда других гостей в усадьбе стало пусто и безлюдно. Прислуга ходила по дому едва слышно, а управляющий вообще куда-то уехал по поручению Вартанова. Проходя мимо кабинета профессора, Саймон остановился и прислушался. Там кто-то разговаривал.

Через неплотно прикрытую дверь до него донесся голос Вартанова, который отвечал неизвестному собеседнику: