Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем? - [31]

Запах мяты произвел большой резонанс у алжирцев, чем у европейцев. Если бы мята была звуком, а не вкусом, можно было бы сказать, что французы услышали ноты. Но только алжирцы смогли оценить музыку.

Если вкусы, знакомые с детства, по какой-то причине являются недостижимыми, то может развиться настолько сильное желание восполнить этот вкусовой дефицит, что невозможно думать ни о чем другом. Страдающие аносмией люди, с которыми мы познакомились в начале главы, например с Марленой Спилер, подтвердят это: она жаждет почувствовать вкусы, которые заставят ее чувствовать себя «как Марлена» снова.

Одними из наиболее мучительных примеров этой тяги к вкусу являются одержимости военнопленных. Когда Примо Леви взяли в плен в трудовой лагерь под названием Буна недалеко от Освенцима, он вспоминал, что молодые пленные не только стонали во сне, но и облизывали губы: «Им снится еда; это словно коллективный сон… вы не просто видите еду, вы держите ее в руках, отчетливо и ясно, вы чувствуете этот богатый и невероятно вкусный запах».

В мемуарах военнопленных Второй мировой войны основной темой является не просто голод, а лихорадочные мысли о тех кушаньях, которые пленные съели бы на свободе. В основном они мечтали не о деликатесах из дорогих ресторанов, а о еде из детства и дома: тяжелой, сытной и безопасной. Один бывший британский военнопленный вспоминал, что ему две ночи подряд снился «омлет и пудинг с патокой». Он также вспоминал свое горькое разочарование, когда проснулся: «Это было так же достижимо, как кусочек луны»{138}.

Одержимость едой достигла лихорадочного пика у европейских, американских и австралийских военнопленных особенно на Дальнем Востоке, где несоответствие между рисовым пайком и едой, о которой они мечтали, вызывало помешательство в легкой форме. Специалист по истории питания Сью Шеппард пишет, что большинство мужчин в японских лагерях «регрессировали до состояния ребенка». Всем им мерещились сладости: британцам мог пригрезиться шоколадный эклер, почечный пудинг и кипящая тарелка желтого, как лютик, заварного крема; американцам – шоколадный батончик, мамин яблочный пирог и любой слоеный торт. Некоторые мужчины отказывались присоединиться к беседе о еде только потому, что для них это было мучительным напоминанием о том, насколько далека от них возможность поесть домашней еды. Но для большинства одержимость разговорами о вкусной пище стала механизмом выживания в бесконечности скуки и жестокости. Военнопленные, которые находились в плену долгое время, вспоминают, что после полутора лет или около того разговоры о еде полностью вытеснили фантазии о женщинах.

Некоторые мужчины настолько далеко зашли, что записывали искусные меню и даже рецепты на клочках бумаги. Кинорежиссер Джен Томпсон, которая на протяжении двадцати лет опрашивала бывших американских военнопленных для своего документального фильма Never the Same[6], обнаружила, что главной темой было записывание вариантов меню на День благодарения, восстановленных из «воспоминаний о детстве, когда вся семья собиралась за столом»{139}. Любое воспоминание искажает реальность, и в полуголодном состоянии эти мужчины создали праздничные меню более красочными, чем у любого из них было в реальности. В Японии старший сержант Моррис Льюис чувствовал себя подавленным из-за ответственности за своих солдат и за себя. Льюису не дало сойти с ума только то, что он составлял меню фантастического ужина ко Дню благодарения с множеством блюд: печеная ветчина по-вирджински, жареный кролик с клюквенным соусом, картофельное пюре, сладкая кукуруза и верхушки спаржи в сливочном масле, фаршированные оливки, сладкий карамелизованный картофель. Затем шли десерты: «разное печенье», «смесь разных орехов», «разные конфеты», «разные сорта мороженого», а также «разные сорта варенья» и «свежий салат из различных фруктов и винограда».

Это повторяющееся слово «разные» не случайно, оно выстрадано человеком, чья диета была сведена к крайнему однообразию. Как ни странно, заключение способствует развитию воображения.

Спустя время, проведенное без печенья, орехов, конфет и мороженого в любом проявлении, сержант Льюис придумал блюдо, в котором все эти лакомства сочетаются в различных вариациях. Он вернулся в свою детскую мечту очистить все полки в магазине сладостей.

Тоска военнопленного по еде из детства была похожа на знакомое нам преувеличенное чувство ностальгии по еде. То, что вы пытаетесь восстановить, это не только вкус, но и все, что с ним связано: семья, сидящая за столом, ощущение заботы, свобода от обязательств. Вот почему иногда мы испытываем желание съесть что-нибудь не очень полезное для здоровья, просто потому, что оно вызывает у нас приятные воспоминания. Не каждый вырастает на вкуснейших маминых яблочных пирогах. Военнопленный Рассел Бреддон, «молодой щекастый австралийский стрелок», который провел три года в японских лагерях, пришел в волнение, когда получил открытку от сестры. Почта доставила ее спустя год и четыре месяца с момента отправки, и ее содержание было кратким из-за ограничения в 25 слов: «Дорогой Расс! Мамины пудинги, как всегда, с комками. С огромной любовью от всех нас, Пэт». Бреддон позже сказал, что в письме было «все, что я хотел знать»: что семья не приняла его смерть, и что «старые домашние шутки о неумении моей мамы готовить все еще были в ходу».