Эд, граф Парижский и король Франции (882-898) - [35]
Во время этих предварительных переговоров Балдуин, граф Фландрии, потрясенный неудачей Фулька[552] у Арнульфа и победой при Монфоконе, не пожелал продолжать прежнее сопротивление. Он приехал к Эду и поклялся отныне хранить ему верность; король принял его милостиво и с большим почетом, призвал твердо выполнять данное слово и велел сопровождать его на встречу, на которую направлялся. Для партии, которую покинул Балдуин, это был тяжелый удар; на севере, во «Франкии», власть Эда в значительной степени укрепилась.
В назначенный день, очень вероятно — в начале августа 888 г.[553], Эд, уверенный в поддержке со стороны своих, прибыл в Вормс. Место было выбрано удачно: в самом деле, графом в земле Вормса, на левом берегу Рейна, был родственник Эда по имени Мегингауд[554]. Еще в 868 г. он был видной фигурой в королевстве Людовика Немецкого; в 876 г. король отправил его с миссией к Карлу Лысому; с января 888 г. он был графом также в Майенфельде; впоследствии он признал Арнульфа, который за это дал ему богатое аббатство Санкт-Максимин в Трире. Встречаясь на земле, где он был одним из могущественных графов, государи, для одного из которых Мегингауд был родственником, а для другого — верным подданным, как бы ступали на нейтральную территорию[555].
Арнульф принял Эда со всеми положенными почестями и прежде всего поздравил[556] с блестящей победой, какую тот недавно одержал; конечно, разговор шёл о норманнах, возможно, и о границах; Арнульф попросил Эда проявить милосердие к тем подданным, которые приезжали, чтобы предложить первому Западно-Франкское королевство. Но важнейшим вопросом, решавшимся на встрече, было взаимное положение обоих государей.
Прежде всего, какими могли быть притязания Арнульфа? Как мы видели, его, хоть он и был бастардом, современники воспринимали как единственного Каролинга, способного царствовать, как бесспорного наследника императора Карла III, которого тот признал. Он наследовал последнему во всех правах, он хотел получить наследство во всей полноте[557]. Каролингская империя едина и должна оставаться единой; но в одно время с Арнульфом вышли на сцену новые государи, образовались новые королевства; чтобы спасти единство империи, он стал претендовать на верховенство над всеми. Еще Людовик Благочестивый при разделе владений между сыновьями, который он произвел в 817 г.[558], предоставил одному из них верховенство над братьями; Верденский договор упразднил это верховенство. С его подписанием «реальное единство Империи исчезло, но церковь не пала духом»[559]: она взяла дело единения в свои руки. Папа хотел, чтобы основой для политического единства империи послужило единство церкви; он сумел заменить лозунг «Император и Империя» на «Церковь и Император»[560]. Отныне принцип единства поддерживала церковь; император теперь мог быть возведен на трон только в Риме и папой. Очень скоро церковь потребовала, чтобы император, коронуемый ею, имел верховенство, и таким образом возродила принцип единства[561]. Это верховенство стало догмой, и единство Империи ни у кого не вызывало сомнений: «Как Церковь одна, так и Империя должна быть одной», — говорил Гинкмар, и этот архиепископ рассматривал Западно-Франкское королевство только как часть империи[562]. При Карле III физическое единство могло бы осуществиться, как при Карле Великом или Людовике Благочестивом, если бы Бозон, основатель королевства Прованс, не предпринял успешной попытки расчленить империю; его воспринимали только как узурпатора[563]; после его смерти, случившейся 11 января 887 г., его вдова признала сюзеренитет Карла III, который взамен сделал Людовика, сына Бозона, своим «верным» и признал за ним право наследовать отцу[564]. Хотя королевской власти Людовика предстояло реализоваться только через три года, император таким образом сам безвозвратно обрек реальное единство на гибель, в то время как принцип единства еще сохранялся, коль скоро сюзеренитет Карла III над королевством Прованс был должным образом признан[565]. Вступив на престол в период полного распада империи, Арнульф предпринял последнее и предельное усилие, чтобы спасти принцип единства. Опираясь на прецедент, созданный Карлом III, как его наследник он выдвинул притязания на то же самое право сюзеренитета над всеми новыми государями, появившимися в империи[566]. Так, он сохранил этот сюзеренитет над королевством Прованс, сделав эффективной королевскую власть Людовика[567]; так же в 888 г. он добился признания своего верховенства со стороны Беренгария[568], и ему предстояло постоянно бороться с Гвидо Сполетским, который, нанеся Беренгарию поражение, присвоил королевство Италию[569] и императорский сан; Арнульф действительно считал, что имеет все права на то и на другое, и если не стал короноваться в качестве короля Италии в 894 г., то только из уважения к Беренгарию[570] как к своему «верному»; после смерти Гвидо Сполетского он короновался императорской короной. Следуя тому же принципу, он сохранял враждебность к Рудольфу, королю Заюрской Бургундии, пока тот не признал его верховенство
