Ёбург - [2]

Конечно, не снос ипатьевского дома был тому причиной. Но ведь надо с чего-то начинать. Обретение себя Екатеринбург начал с упрямого недовольства за особняк инженера Ипатьева. И в 1991 году городу вернули родовое имя.

Но официального переименования было мало, и вот такого никто не ожидал. Город разрывало удивительными событиями, грандиозными переменами, жуткими откровениями эпохи. Судьбу подстёгивали пассионарии. Для их города название Екатеринбург было слишком «дисциплинированным». Язык искал адаптированные варианты. По аналогии с Питером был предложен стильный Катер – но нет, не прижилось. И тогда явился Ёбург. Название вызывающее, наглое, хлёсткое, почти непристойное. За него можно было и по морде получить. Но так выбрал язык, а он знает технологии семантики и чует магнитное притяжение коннотаций.

Даже на слух энергичное и краткое название Ёбург как-то соответствует сути того Екатеринбурга – города лихого и безбашенного, стихийно-мощного, склонного к резким поворотам и крутым решениям, беззаконного города, которым на одной только воле рулят жёсткие и храбрые, как финикийцы, лидеры-харизматики. Хулиганское имя Ёбург – символ прекрасного и свободного времени обновления.

Всё проходит, и Ёбург в прошлом. Бурного Ёбурга уже нет, есть богатый и престижный мегаполис Екатеринбург. Город сумел вернуться к себе. «Ёбург» был только промежуточной стадией превращения «закрытого» советского Свердловска в евроазиатский буржуазный Екатеринбург эпохи глобализма и хайтека.

Его будут называть Екат, но Екат – не Ёбург. А эта книга – про Ёбург. Про Великую Метаморфозу. Про героев, которые здесь делали будущее. Однако – по большому счёту – книга рассказывает не об отношениях людей друг с другом и не об отношениях людей с законом: книга – про отношения людей с городом.

Ёбург. Ёбург. Ёбург.

Глава первая Закрытый город

В Свердловске всё спокойно

Городская жизнь до 1985 года

Свердловск запрессовали в шаблон: отформатировали под типовой советский город, в котором за индивидуальность отвечает лишь культурное наследие, а оно рассеяно и никак не выявлено. Для обывателя Свердловск затерялся среди других городов, названных в честь героев партийного пантеона: Ульяновск, Дзержинск, Будённовск, разные там Киров, Куйбышев, Калинин, не говоря уж о Ленинграде. Что обыватель мог сказать про Свердловск? Чё-то где-то на Урале. Вот и всё.

Фантазия рисовала какие-то смутные и грозные картины. Дымящиеся трубы. Чёрные потоки людей в спецовках по рассветным улицам утекают в проходные. Уралмаш огромными ковшами льёт жидкую сталь, озаряя стены цехов. Из ворот завода с рокотом выезжают танковые колонны. В котлованах грузно ворочают решетчатыми стрелами гигантские шагающие экскаваторы. Композитор Родыгин сидит на снарядном ящике, играя на гармони песню про уральскую рябинушку: «Треплет под рябиною ветер без конца справа – кудри токаря, слева – кузнеца…»

А каким в реальности был город Свердловск во второй половине семидесятых и в первой половине восьмидесятых, то есть во времена «развитого застоя», как раз в те годы, когда Свердловской областью руководил Борис Ельцин? Большой город, окружённый фантастическими конструкциями индустриальных комплексов и панельными заборами спальных кварталов. Вдоль горизонта плыли заводские дымы. Жилые массивы вдруг переходили в промзоны, чудовищные по масштабу, а пространство города расчленяли клинья лесопарков и прудов.

Все города СССР, кроме Москвы и Ленинграда, выглядели малолюдными и низкими, особенно по нынешним меркам: без подсветки, без рекламы, без автомобильных пробок. В первые десятилетия советской власти архитекторы с энтузиазмом загромоздили Свердловск зданиями конструктивизма и превратили город в мировое собрание этого стиля, а на излёте эпохи динамика и энергетика конструктивизма поддержали типовую панельную застройку, и город не казался монотонным и однообразным. Статусные объекты центра вычленялись из среды неоклассикой, словно посреди скороговорки футуристов вдруг начинал звучать гекзаметр.

Свердловск называли «столицей Урала» – в такое определение вкладывался некий историко-географический смысл по принципу «елей вместо прав», однако и на деле Свердловск обладал чертами столичности. На улицах звенели жёлто-красные трамваи «Татра», как в Москве, а не красно-белые вагоны из Усть-Катава, как в Тагиле или Челябинске. В 1967 году Свердловск стал «миллионером».

Областные города имели университеты и набор вузов, как в абитуриентском стишке: «Ума нет – иди в пед, стыда нет – иди в мед, ни тех ни тех – иди в политех». В Свердловске в придачу к обязательному комплекту ещё были горный, архитектурный и юридический институты плюс СИНХ – институт народного хозяйства. Так же и с театрами: сверх ассортимента из драмы, оперы, ТЮЗа и кукольного здесь работал Театр музыкальной комедии. Наконец, в Свердловске выходил зональный литературный журнал «Урал», традиционный «толстяк», а в пару к нему – любознательный и молодёжный «Уральский следопыт».

При «оборонном» характере города казалось немного зловещим, что здесь расположен УНЦ – Уральский научный центр, региональный отдел Академии наук. Хотя город жил мирно. Даже когда в 1979 году из секретного института сбежала сибирская язва и убила 64 человека, эпидемия не вызвала паники. Свердловчане знали: это издержки ситуации. Город и гордился, и тяготился своим значением, своей закрытостью от мира. Из иностранцев в Свердловске бывали в основном чехи: Свердловск был побратимом с Пльзенем, а Уралмаш имел связи с машиностроительной компанией «Шкода». Ну и ещё – в силу странных завихрений международной дружбы СССР – в Свердловске было много монголов.