Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [95]

Я получила от тебя стопку газет «Новое время» и пошла спать чуть позже десяти (ты знаешь, что я встаю в пять). Выбрав наугад один из выпусков, я растянулась на кровати и погрузилась в мысли об одной книге на санскрите, которую я надеялась использовать, дабы высмеять Макса Мюллера в своём журнале. Как видишь, я совсем не думала о тебе. Всё это время газета лежала на подушке за моей головой, частично прикрывая лоб. Вдруг я поняла, что очутилась в чьём-то доме, который казался мне смутно знакомым. Комнату, в которой я оказалась, я никогда до этого не видела, но стол, стоявший в центре, был знаком мне с давних пор. И там, за этим столом, я увидела тебя – ты, моя дорогая подруга, курила сигарету и думала о чём-то. На столе был накрыт ужин, но в комнате больше никого не было. Мне лишь показалось, что я мельком увидела тётю Екатерину, которая выходила из комнаты через дверь. Затем ты подняла руку, взяла со стола газету и отложила её сторону. Мне хватило времени лишь на то, чтобы прочитать её название – «Вестник Одессы» – и видéние исчезло. Казалось бы, во всём этом нет ничего странного, но вот что любопытно:

Я была абсолютно уверена в том, что взяла выпуск «Нового времени». В своём видéнии я заметила возле тебя несколько кусочков чёрного хлеба, и меня вдруг охватило такое сильное желание попробовать его – хотя бы крошку – что я буквально почувствовала его вкус во рту. Я задумалась о том, что бы это могло значить? Откуда такой каприз? Стремясь избавиться от желания, которое не могло быть удовлетворено, я развернула газету и начала читать. И, гляди-ка! – у меня в руках в самом деле оказался «Одесский вестник», а не «Новое время». К тому же к газете прилипли крошки столь желанного ржаного хлеба.

Видимо, когда эти крошки коснулись моего лба, моё сознание воссоздало тот самый момент, когда они прилипли к газете. В этом случае хлебные крошки сыграли роль фотографического аппарата. Эти засохшие кусочки хлеба доставили мне невероятное удовольствие, на короткий миг переместив меня к тебе. Наполненная домашней атмосферой я от радости слизнула самую большую крошку. Что до меньших – вот они, я вырезала их вместе с кусочками бумаги, к которым они прилипли, и отослала тебе. Пусть они вернутся домой вместе с частичками моей души[606].

С годами созрел интерес Надежды к теософии, и в августе 1883 г. она сыграла важную роль в формировании отделения ТО в Одессе, став его президентом[607].

Глава 10 Необходимость перемен

В 1883 г. Лондонское ТО дало Е. П. Блаватской и Олькотту немало поводов для беспокойства из-за разногласий между его членами. Теперь Синнетты жили в Лондоне, поскольку в ноябре 1882 г. владелец «Пионера» уведомил мистера Синнетта о том, что более не нуждается в его услугах редактора. В марте 1883 г. семья на корабле отправилась в Европу и, посетив Италию, в середине мая прибыла в Англию.

В январе Лондонское отделение выбрало нового президента, миссис Анну Бонус Кингсфорд. Как и её близкий коллега Эдвард Мэйтленд, она предпочитала умозрительные европейские и египетские герметические философии восточным учениям, к которым склонялись Синнетт и многие другие члены Общества. Учителя поддерживали её президентство и интерес к западным эзотерическим учениям[608], хотя она и сомневалась в существовании самих Учителей. Книги Кингсфорд об эзотерическом христианстве пользовались огромной популярностью, особенно «Совершенный Путь, или Обретение Христа», опубликованная в 1882 г. Учителя также приветствовали её активное противостояние проведению опытов на животных[609]. В юности она принимала участие в охоте на лис, но при виде истерзанной тушки моментально восстала против всех форм жестокости. Ещё сильнее она утвердилась в своих взглядах, изучая медицину в Париже, где ей пришлось стать свидетелем мучительных пыток, которым подвергались животные.

В то время не только Лондонская ложа переживала непростые времена, о чём свидетельствует письмо Е. П. Блаватской к Эмилии Морсье, которая посетовала на противостояние фракций Парижской ложи (17 мая 1883 г.):

Моя дорогая сестра и подруга, да, Вы слишком впечатлительны и слишком увлечены, на меня же выходки посторонних не оказывают совершенно никакого влияния, и ничто не способно сбить меня с пути, на который я ступила. Хотите знать почему? Потому что более двадцати лет назад я потеряла веру в людей как в индивидуумов, и начала любить человечество в целом и трудиться на его общее благо, а не ради отдельных личностей. Я делаю это по-своему. Я больше не верю в совершенство; я не верю в непогрешимость и безупречность.

Каждый из нас – кусок угля, более или менее чёрный и, прошу прощения, пахучий. Но едва ли найдётся настолько грязный и отталкивающий кусок, чтобы ни в одном из его атомов не обнаружилось зачатка будущего бриллианта. На эти-то атомы я и смотрю, не видя ничего вокруг, да я и не хочу видеть. Поскольку я работаю для других, а не для себя, я позволяю себе использовать эти атомы для достижения общей цели[610]. Потому я не вижу и не видела в мистере Фортине ничего, кроме его талантов и практического умения демонстрировать истину. Он обладает несравненными научными познаниями и женат на необыкновенной женщине; и даже будь он в тысячу раз хуже, чем он есть, я не вижу причин не использовать его для общего дела во благо всего человечества… У всего есть хорошие стороны и плохие. Так давайте возьмём хорошие, используем то, что полезно, а плохие оставим, и пусть они сами свернут себе шею…