Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - [31]

Шрифт
Интервал


Выяснив, какая из сестёр «обладала такой странной силой», митрополит попросил у Е. П. Блаватской разрешения задать серьёзный вопрос её «невидимкам». Полученный ответ оказался настолько уместным, что он не прекращал беседовать с ними несколько часов кряду, по словам Веры, «непрестанно выражая глубокое изумление их всезнанием»[213].

Исидор благословил мою сестру и дал ей несколько наставлений касательно её исключительного дара, сказав бесценные, памятные слова, которые навсегда остались в её памяти как мудрость просветлённого православного священника. Он сказал: «Нет силы, которая исходила бы не от Бога! Не стоит бояться своей силы, если только не используешь её во вред. Разве в природе мало необъяснимых сил? Людям не запрещается учиться владеть ими. Со временем все они будут освоены и использованы во благо человечества. Да благословит тебя Господь на все деяния твои, добрые и благие»[214].

Глава 4

Возвращение на Кавказ

Прибыв весной в Тифлис, Е. П. Блаватская целый год прожила у Фадеевых. Но ей недолго удалось побыть с любимой бабушкой, поскольку в августе старая барыня покинула этот мир.

Так описывает жизнь в имении Фадеевых их частый гость, генерал П. С. Николаев:


Они жили в древнем особняке князя Чавчавадзе, один вид которого носил отпечаток исключительности, навевая мысли об эпохе Екатерины Великой. Длинная, слабо освещённая передняя, увешанная портретами семей Фадеевых и Долгоруких; затем гостиная со стенами, затканными гобеленами, подарком императрицы Екатерины князю Чавчавадзе; к ней примыкала комната Н. А. Фадеевой [Нади]. Эта комната, по сути, была незаурядным музеем и ценной библиотекой.

Отмена крепостного права никоим образом не повлияла на жизнь Фадеевых, чья многочисленная прислуга осталась с ними уже в качестве наёмных работников, и всё шло своим чередом, в комфорте и изобилии. Я любил бывать у них вечерами. В четверть одиннадцатого дедушка удалялся в свою комнату… ужин подавали в гостиной, плотно затворяли двери и заводили оживлённые беседы. Временами речь заходила о современной литературе или нерешённых проблемах жизни в России; в другие дни все слушали рассказы какого-нибудь путешественника или отчёт обожжённого солнцем офицера, только что вернувшегося с поля боя… или же рассказчиком становилась Радда-Бай (Елена Петровна Блаватская, внучка А. М. Фадеева), которая вспоминала о былой бурной жизни в Америке.


Порой разговор устремлялся в мистическое русло; Радда-Бай, по-видимому, вызывала невидимых сущностей: «Пламя свечей начинало трепетать, изображения на гобеленах, казалось, оживали, невольно становилось не по себе, а небо на востоке уже медленно светлело на фоне тёмной южной ночи»[215].

На какое-то время Е. П. Блаватская отправилась в Зугдиди и Кутаис, после чего вернулась к деду и прожила с ним ещё год. Она зарабатывала на жизнь, участвуя в различных коммерческих предприятиях. Вера рассказывает, что её сестра «мастерски вышивала и создавала прекрасные искусственные цветы», добавив:


Чтобы продавать их, она открыла мастерскую, оказавшуюся весьма успешной. Позже она взялась за более широкую сферу торговли, поставляя за границу древесину орехового дерева, ради чего её пришлось перебраться в Мингрелию, на берег Чёрного моря…[216] В Мингрелии она купила себе дом.

Её сверхъестественные силы всё это время вместо того, чтобы ослабнуть, крепли с каждым днём, и наконец она научилась подчинять своей воле все возможные явления. О ней говорили по всей стране. Суеверная гурийская и мингрельская знать вскоре начала считать её чародейкой, и люди потянулись к ней из самых дальних мест, чтобы получить от неё совет личного толка или исцелиться от болезней. Она уже давно перестала связываться с миром сверхъестественного с помощью стука и предпочитала отвечать людям устно или посредством автоматического письма, что было куда более быстрым и удобным способом[217].


Когда предшествующий отрывок переводили для Синнетта, Е. П. Блаватская дополнила его интригующим описанием того, как она читала мысли людей. Вот её рассказ об этом в третьем лице:


Чтение мыслей всегда происходило в полном сознании и заключалось в созерцании ментальных потоков, исходивших из головы посетителей в виде завитков светящегося дыма, иногда в форме струящегося материала, испускающего сияние… который складывался в хорошо различимые картинки и изображения. Нередко подобные мысли и ответы на них возникали в её собственном сознании, оформленные в слова и предложения так же, как и обыкновенные мысли. Однако, насколько можно судить, способ с видениями был намного более надёжен, поскольку они были независимы и отделены от её собственных впечатлений, и относились к непосредственному ясновидению, без процесса передачи, при котором неизбежно возникает влияние собственных более ярких ментальных впечатлений[218].


В Мингрелии Блаватская подхватила таинственную болезнь, из-за которой за короткое время исхудала до состояния живого скелета. Местный врач потребовал, чтобы она вернулась в Тифлис. После изнурительного путешествия по реке Риони до Кутаиса она прибыла в Тифлис, будучи почти при смерти. Вера рассказывает:


Рекомендуем почитать
Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Предлагаем третью книгу, написанную Кондратием Биркиным. В ней рассказывается о людях, волею судеб оказавшихся приближенными к царствовавшим особам русского и западноевропейских дворов XVI–XVIII веков — временщиках, фаворитах и фаворитках, во многом определявших политику государств. Эта книга — о значении любви в истории. ЛЮБОВЬ как сила слабых и слабость сильных, ЛЮБОВЬ как источник добра и вдохновения, и любовь, низводившая монархов с престола, лишавшая их человеческого достоинства, ввергавшая в безумие и позор.


Сергий Радонежский

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.