Джунгли. В природе есть только один закон – выживание - [21]
Дон Хорхе достал из кармана табачный шарик. С помощью карманного ножа он отрезал немного табака, затем вырвал страницу и скрутил сигарету. Мы с Кевином рассмеялись, но Маркуса поступок дона Хорхе явно задел.
Утром нам нужно было снова выдвигаться в путь. Карл купил у жены дона Хорхе свежемолотого кофе, а мы с Маркусом отправились к его сыну, чтобы еще раз осмотреть рану мальчика. Его мама сказала, что ночью он крепко спал, и она была безмерно благодарна Маркусу. Маркус снял повязку, но увидел, что никаких улучшений не было. Палец был черным и гноился.
«Боюсь, как бы заражение не пошло по всей ноге, – предупредил он дона Хорхе, – ему срочно нужно обратиться к врачу, иначе он может лишиться ноги».
Дон Хорхе внимательно слушал Маркуса, пока тот подробно рассказывал обо всех процедурах. Маркус показал ему, как обрабатывать рану спиртом, и строго наказал ему не пить тот спирт, который мы оставляем ему. Кроме того, он дал ему крем с антибиотиками, бинты и антибиотики в таблетках.
«Если через два дня лучше не станет, то отвези сына в Аполо», – снова предупредил его Маркус.
«Я сделаю все, как ты сказал», – пообещал дон Хорхе.
«И не давай ему ходить босиком. Он должен хотя бы надевать носки. Нельзя допустить того, чтобы бинт запачкался».
Кевин прогулялся по деревне и сделал несколько снимков, а затем вернулся к нам. Мы водрузили рюкзаки на спину. Они стали тяжелее из-за риса, 2,5 килограмма кофе, копченой свинины, бананов, которыми нас угостил тесть дона Хорхе, и чанкаки (брикет коричневого сахара, полученный из сахарного тростника).
Мне было жаль прощаться с доном Хорхе, его женой и соседями. Они были такими хорошими и приятными людьми, и я надеялся вновь повидаться с ними.
Доходяга ошибочно решил, что он останется в деревне, но Карл ясно дал ему понять, что он в любом случае пойдет с нами. Недовольство пса было понятным, и Кевин попытался уговорить Карла не брать его с собой.
«Ему нравится валяться здесь в тени, – сказал он, – а для нас он словно обуза».
«Ты не знаешь, о чем говоришь, – огрызнулся Карл, – только посмотри, как он окреп и оживился. Теперь мне больше не придется тащить его».
Мы собирались двинуться вверх по течению реки Асриамас, а затем пересечь горный хребет и выйти к реке Кокус. Потом мы хотели спуститься вниз по реке и идти по горам до тех пор, пока мы не окажемся в Колорадо-Чико. А оттуда до деревни индейцев рукой подать.
Река Асриамас не широкая и не глубокая, но течение здесь очень сильное. На обоих берегах джунгли простираются практически до самой воды, и прибрежная зона практически отсутствует. Кроме того, здесь нет никаких тропинок, поэтому вместо того, чтобы прорубать дорогу через джунгли, мы переходили реку вброд, смещаясь то вправо, то влево. Поначалу мы шли медленно. Каждый раз перед тем, как зайти в воду, мы снимали обувь и носки. Первым терпение потерял Кевин – он перестал разуваться. Вскоре мы все последовали его примеру. К тому же босиком переходить реку было намного сложнее. Вода была холодной, а гладкие острые камни врезались прямо в пятки. Куда удобнее было идти в обуви, однако вскоре мы натерли себе мозоли мокрыми кроссовками.
День выдался непростым для всех нас. С утра моросил противный дождь, и мы дрожали от холода. Больше всего не повезло Доходяге. То и дело он, мокрый, несчастный и продрогший до нитки, останавливался, отказываясь идти дальше. Карлу приходилось подталкивать его. Один раз, когда мы переходили реку, он не справился с течением, и его практически унесло. Я бросился за ним, позволяя течению увлечь меня за собой. Я обнаружил пса сидящим на небольшой кочке у берега. Я подплыл к нему, но он отчаянно попытался убежать. Он не хотел никакой помощи, он хотел, чтобы его оставили в покое. Я тащил его добрую половину пути, а затем взял на руки и пошел против течения, чтобы догнать остальных.
Смеркалось. Карл решил, что пора сделать привал. Мы быстро разбили лагерь неподалеку от берега. К счастью, дождь прекратился, и мы развели костер. Карл приготовил большой котелок супа из риса, добавив немного копченой свинины.
Маркус и Кевин, которые взяли с собой сменную одежду, повесили мокрые вещи сушиться у костра, а нам пришлось ходить в мокром и ждать, пока одежда высохнет на нас.
«Не вешайте одежду слишком близко к костру, – сказал Карл, – нити могу истощиться, и вещи начнут расходиться по швам».
Перед тем как мы отправились спать, Карл пообещал: «Завтра поохотимся на какую-нибудь дичь».
«Отлично, папочка, – рассмеялся Маркус, – тебе же надо кормить своих голодных детишек».
Я проснулся очень рано и заметил, что Карла в лагере нет. Он нашел какую-то сломанную ветку и настрогал из нее щепки. Затем он сложил щепки в кострище, нагнулся и начал дуть на тлеющее бревно. Огонь постепенно разгорался. Карл добавил хвороста и вскоре разжег большой костер. Я выполз из палатки и подошел к костру, стараясь согреться. Кевин также проснулся и пытался отломать от дерева огромную ветку. Я взял котелок и столовые приборы и отправился к реке, чтобы помыть их.
Погода улучшилась: дождь прекратился, одежда высохла, и вскоре мы вновь двинулись в путь, переходя вброд ледяную реку. В полдень Карл заметил черные тучи на горизонте. Вскоре начался ливень. Однако мы решительно шли вперед, несмотря на то что промокли до нитки.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».