Джозеф Антон - [208]

Но еще сильней, чем Иран, его беспокоил Зафар. Он сдал экзамен по автовождению, и ему купили маленькую машину, но купили, похоже, рановато. Восторг, вызванный машиной, дал толчок необузданному поведению. У него была девушка — ее звали Иви Долтон, — и Зафар решил прогулять школу. Ушел из дому рано, сказав, что весь класс должен явиться на дополнительные занятия по английскому, — как складно он научился лгать! Это были косвенные последствия фетвы, которые могли стать невыносимыми, окажись они долгосрочными. Его девушка позвонила в школу, назвалась Клариссой и сказала, что Зафар придет на занятия позже, потому что ему надо к врачу. Из школы, почуяв неладное, позвонили для проверки Клариссе, и ложь была раскрыта. Кларисса поговорила с Мехрой, матерью Иви, и эта милая женщина индийского происхождения конечно же была шокирована.

Зафар приехал в школу к обеденному перерыву, и ему здорово досталось. Родители заставили его сидеть дома и запретили пользоваться машиной. То, что он посмел просто так взять и исчезнуть, зная, в какую панику это может ввергнуть отца, показывало, как далеко он зашел в своем сумасбродстве. Он всегда был добрым и внимательным мальчиком. Но тинейджер есть тинейджер…

Он поужинал с Зафаром в ресторане — только они двое, с глазу на глаз, — и это помогло. Он понял, как важно делать это регулярно, и отругал себя за то, что не видел этого раньше. Зафар сказал, что его беспокоит судьба будущего брата. Ты уже немолодой, папа, и, когда он подрастет, у него будет очень странная жизнь, как у меня. Он очень хотел привести свою Иви в дом на Бишопс-авеню. Но прошло две недели — и она разбила ему сердце. Девушка, к которой он чувствовал особую близость еще и потому, что она тоже была наполовину индианка, бросила его ради его лучшего друга Тома. «Но я ни на кого не могу долго сердиться, самое большее — несколько часов», — сказал он, и это было трогательно. Он хотел остаться друзьями и с ней, и с ним (и это у него подучилось: он сохранил близкую дружбу с обоими). Но ситуация мучила его и серьезно повлияла на его учебу. Ему надо было собраться. До выпускных экзаменов оставалось совсем немного времени.

Через две недели Зафару опять разрешили ездить на своей машине, и почти сразу же он попал в аварию. Он позвонил четверть десятого утра; авария случилась на Уиннингтон-роуд, совсем рядом с Бишопс-авеню, но его отцу-арестанту не было позволено поступить так, как поступил бы любой отец, — броситься на место происшествия, чтобы убедиться, что с сыном все в порядке. Ему пришлось остаться в своей тюрьме — сидеть и тревожиться, а к Зафару отправилась Элизабет. Парню повезло: расквашенный нос и рассеченная губа, но обошлось без переломов и без хлыстовой травмы позвоночника. Случилось все по его вине. Он попытался обогнать машину, которая показала, что будет поворачивать направо, и сначала ударил эту машину, а потом повредил невысокий садовый забор. Полицейские, приехавшие на место, сказали Зафару, что он мог и убить кого-нибудь и что за опасную езду он может попасть под суд (без этого в итоге обошлось). Тем временем в доме на Бишопс-авеню охранники говорили его отцу — видимо, с целью утешить: «Ну еще бы, он слишком быстро ездил, рано или поздно это должно было произойти».

Он позвонил Клариссе, а она позвонила в школу. Потом он позвонил потрясенному Зафару и постарался поддержать его по телефону, сказал все обычные слова о том, что это будет полезным уроком, что он станет в результате более аккуратным водителем, и так далее. «Когда я доберусь до школы, там уже все, наверно, будут знать, — мрачно проговорил Зафар. — Несколько парней проехали мимо и видели меня». В тот уик-энд он был тише воды ниже травы и написал покаянное письмо хозяйке забора, который он своротил и за ремонт которого придется платить его папе.

Пришли результаты важных пробных экзаменационных работ Зафара, и они оказались очень плохими. Две оценки С, а по английскому — D. Придя в ярость, он сказал Зафару: «Если не примешь меры прямо сейчас — ты не идешь ни в какой университет. Ты отправляешься на свалку».

Индийская антология была составлена. Он написал предисловие, совершенно неполиткорректное, с которым, он знал, в Индии будут спорить: самое интересное, утверждал он, что пишется сейчас индийскими авторами, пишется по-английски. Некоторое время назад он провел вечер с Анитой и Киран Десаи[221] и спросил их мнение на этот счет. Они сказали, что искали современный текст на хинди для перевода на английский и не нашли ничего стоящего. Другие, кого он спрашивал, говорили, что, конечно, есть кое-какие имена — Нирмал Верма, Махасвета Деви, на юге, вероятно, О. В. Виджаян и Ананта Мурти, но в целом сейчас литература на индийских национальных языках переживает не очень урожайное время. Так что, скорее всего, его утверждение было справедливо или, по крайней мере, достойно рассмотрения, но он подозревал, что оно даст повод для резких падок; так оно и вышло.

Через два дня после того, как они с Элизабет сдали антологию, полицейские едва не совершили убийство.

Он работал у себя в кабинете над «Землей под ее ногами» и вдруг услышал оглушительный грохот. Сбежав вниз, он увидел всю охранную команду в прихожей; вид у парней был потрясенный и, надо сказать, виноватый. Один из самых симпатичных в нынешнем составе охраны — седоватый, с хорошо подвешенным языком, долговязый Майк Меррил — случайно выстрелил из своего пистолета. Он чистил оружие и не заметил, что в обойме есть патрон. Пуля пролетела через «полицейскую комнату», пробила закрытую дверь, миновали прихожую и изрядно попортила ее дальнюю стену. По чистейшей случайности на ее пути никого не оказалось. Одобренная Особым отделом уборщица Берил (которая, как он обнаружил, была вдобавок возлюбленной Дика Старка — женатого человека, разумеется) в тот день не работала. Элизабет вышла из дому, Зафар был в школе. Так что все остались невредимы. Но инцидент произвел на него впечатление. Что, если кто-нибудь — Элизабет, Зафар — шел бы мимо? Через несколько месяцев в доме появится новорожденный — а тут летают пули. Сюда приходят в гости его друзья. Это могло произойти в любой момент.