Джордж Оруэлл. В двух томах. Том 1 - [107]

Отступили все, кроме одного. Во дворе Боксер пытался копытом перевернуть молодого конюха, который по-прежнему лежал в грязи лицом вниз. Увы, юноша не шевелился.

— Он умер, — печально сказал Боксер. — Я не хотел этого. Я забыл, что на мне железные подковы. Верите ли, что я сделал это нечаянно?

— Что за сентиментальность, товарищ? — крикнул Снежок, из ран которого все еще струилась кровь. — На войне как на войне. Хороший человек — это мертвый человек.

— Я никого не хотел убивать, даже человека, — твердил и твердил Боксер, и в глазах у него стояли слезы.

— А где же Молли? — спохватился кто-то.

Молли и впрямь исчезла. Ферма переполошилась, поскольку возникли опасения, что люди могли покалечить кобылу или вообще увели с собой. Однако в конце концов ее обнаружили в конюшне. Она пряталась в собственном стойле, зарыв голову в сено! Молли бежала с поля боя, как только раздался выстрел. Короче, убедившись, что Молли цела, все опять вернулись во двор и увидели, что молодой конюх, который оказался всего лишь оглушенным, пришел в себя и удрал.

Все животные опять собрались вместе. Возбужденные, вспоминали о своих подвигах в сражении и, стараясь перекричать друг друга, рассказывали о них. Словом, все вылилось в импровизированное празднование победы. Немедленно подняли флаг и несколько раз пропели «Скотов Англии», потом устроили торжественные похороны овцы, убитой в бою, и на могиле ее посадили куст боярышника. У открытой могилы с краткой речью выступил Снежок, упирая на то, что, если потребуется, каждый должен быть готов умереть за Скотный Двор.

Единогласно постановили учредить военный орден «Герой Животных первой степени» и тут же наградили им Снежка и Боксера. Орден представлял собой латунную медаль (в общем-то, это были старые латунные бляхи для лошадей, их нашли все в той же кладовке), и его полагалось носить по воскресеньям и в праздничные дни. Учредили также орден «Герой Животных второй степени» и наградили им убитую овцу посмертно.

Долго спорили, как назвать состоявшееся сражение. В конце концов решили именовать его Битвой при Коровнике, ибо именно там, в коровнике, укрывались в засаде силы, нанесшие решительное поражение противнику. Ружье мистера Джонса вытащили из грязи, а поскольку в господском доме имелся запас патронов к нему, решили установить его у подножия флагштока как артиллерийское орудие и дважды в год производить салют — двенадцатого октября, в годовщину Битвы при Коровнике, и в Иванов день, в годовщину Восстания.

Глава V

С приближением зимы все больше хлопот стала доставлять Молли. Она опаздывала на работу по утрам и в оправдание говорила, что проспала. Она жаловалась на какие-то мифические боли, хотя аппетит у нее был по-прежнему завидный. Под любым предлогом Молли была готова бежать к водоему с питьевой водой и подолгу стояла там, глупейшим образом разглядывая свое отражение. Впрочем, о ней, о ее проступках ходили слухи и посерьезнее — скажем, однажды, когда Молли, помахивая длинным хвостом и прожевывая клок сена, безмятежно прогуливалась по двору, к ней подошла Травка и отозвала в сторону.

— Молли, — сказала она, — я должна серьезно поговорить с тобой. Сегодня утром я видела, как ты стояла у изгороди, разделяющей Скотный Двор и Фоксвуд, и заглядывала на чужую ферму. С той стороны изгороди стоял один из работников мистера Пилкингтона. Я, конечно, была довольно далеко от вас, но я почти уверена в том, что он о чем-то говорил с тобой и ты позволяла ему щекотать твои ноздри. Что это значит, Молли?

— Он не щекотал! Я там не была! Это неправда! — закричала Молли, надменно пританцовывая на месте и ударяя копытом землю.

— Молли! Посмотри-ка мне в глаза. Можешь ли ты дать мне честное слово, что этот человек не прикасался к твоей морде?

— Это все неправда! — повторила Молли, отводя взгляд, и в следующее мгновение умчалась в луга.

Подозрение шевельнулось в душе Травки. Никого не предупреждая, она отправилась к стойлу Молли и копытом переворошила соломенную подстилку. Под ней она нашла несколько кусочков сахара и разноцветные ленточки.

А через три дня Молли исчезла. Несколько недель никто не знал, куда она пропала, но затем голуби сообщили, что видели ее за Уиллингдоном. Молли якобы была запряжена в отличный двухколесный экипаж, окрашенный в черный и красный цвета, который стоял у трактира. Дородный румяный мужчина в клетчатых бриджах и крагах, видимо трактирщик, щекотал ей ноздри и кормил сахаром. Она была тщательно подстрижена, в сбруе красовалась алая ленточка. Выглядела Молли совершенно счастливой, утверждали голуби. Больше никто на ферме никогда не упоминал о Молли.

Январь выдался очень суровым. Земля окаменела, в полях работать было невозможно. Участились собрания в большом амбаре, а свиньи занялись планированием работ на будущий сезон. Нет, все по-прежнему решалось большинством голосов, но стало уже правилом, с которым был согласен каждый, что вопросами, касающимися управления фермой, должны заниматься свиньи — умнейшие среди всех. Такой порядок, вероятно, действовал бы успешно, если бы не бесконечные споры между Снежком и Наполеоном. Эти не могли прийти к соглашению ни по одному вопросу, даже там, где и спорить было не о чем. И если один предлагал расширять посевы ячменя, можно было не сомневаться, что другой тут же потребует увеличить посевы овса, а если кто-то из них говорил, что это, допустим, поле подойдет для капусты, другой немедленно возражал, утверждая, что его можно использовать лишь для корнеплодов. У каждого были сторонники, и в результате в амбаре вспыхивали яростные дебаты. И если на митингах чаще побеждал Снежок, блестящими выступлениями завоевывая себе большинство, то в промежутках между собраниями активнее обеспечивал себе поддержку Наполеон. Наибольшим влиянием он пользовался среди овец, которые в последнее время взяли моду к месту и не к месту блеять: «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо», чем нередко вообще прерывали митинги. Не случайно, как заметили животные, было и то, что чаще всего овцы начинали свою погудку «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо» как раз в критические моменты речей Снежка. А ведь Снежок, внимательно изучив старые номера журнала «Фермерство и Разведение Скота», которые он нашел в господском доме, был полон планов относительно преобразований и всевозможных улучшений. Со знанием дела он толковал о дренаже, силосе, удобрениях, разработал сложную схему унавоживания почв, согласно которой все животные должны были оставлять свои испражнения прямо в поле и каждый раз в новом месте, чтобы выиграть время и труд на транспортировке навоза. Наполеон же никаких собственных схем и планов не разрабатывал и не предлагал, он лишь спокойно говорил, что предложения Снежка ничего животным не дадут. Казалось, он ждал своего часа. Но из всех споров самым ожесточенным вышел спор о ветряной мельнице.