Джордж Гершвин: Путь к славе - [13]
Еще он любил рисовать, был страстным поклонником кинематографа и театралом. Театры, которые он посещал, находились поблизости: театр "Юник", синематограф на Гранд-стрит, первый кинотеатр, появившийся в Ист-Сайде; театр на Гранд-стрит, в котором шли сенсационные мелодрамы Оуэна Дейвиса и другие спектакли; а также варьете на Юнион-Сквер. Он до сих пор отчетливо помнит свое первое посещение Театра комедии на Третьей авеню недалеко от 129-й улицы; в его памяти сохранилось не то, как в зале нарочно выключали свет, а то, как один из певцов исполнял "Подожди, пока не взойдет солнце, Нелли (Wait Till the Sun Shines, Nellie).
Каждую неделю Айра получал от матери 25 центов — свое недельное жалование за то, что ежедневно после школы несколько часов торговал водой в одном из отцовских ресторанов; но этих денег не хватало на книги и театры. Часто субботними вечерами мать и еще несколько родственников играли в покер. Отдельный банк предназначался специально для того, чтобы оплачивать закуски и прохладительные напитки. В обязанности Айры входило закупать деликатесы и напитки для игроков, а сдачу, обычно около доллара, разрешалось оставлять себе.
Его брат Джордж был совсем не похож на Айру. Его бы воля, он бы никогда и не притронулся к книгам, даже к тем, которые читали все соседские мальчишки. Больше всего он любил дворовые игры: "кошки-мышки", хоккей и в мяч, в каждой из которых он был необыкновенно ловок. Среди мальчишек Форсит-стрит он лучше всех катался на роликовых коньках, а в уличных драках умел постоять за себя.
Характером он был в мать: такой же трезвый ум, такой же непоседливый, напористый, самоуверенный. Неудивительно, что он постоянно попадал в какие-нибудь истории. В школе он часто получал нагоняй за невыполненное домашнее задание, за плохое поведение, за то, что был заводилой во всех шалостях и проказах. Три или четыре раза Айре пришлось идти в школу № 20, что находилась на пересечении Ривингтон-стрит и Форсит-стрит, и разбираться с мисс Смит, классной дамой 6-а, в котором учился Джордж. Когда Джг да перешел в 25-ю школу — на пересечении Первой авеню и Второй улицы, — дела пошли чуть лучше. Но и там его успехи оставляли желать лучшего. Его отметки были так "высоки", что их с трудом хватало, чтобы перевести его в следующий класс. После окончания школы в 1912 году мать отправила его в Высшее Коммерческое училище учиться на бухгалтера.
Успехи Айры в школе были несравненно лучше. В 1909 году, когда ему исполнилось 13 лет, в ресторане Зейтлана устроили обед на 200 персон, по 2 доллара на каждого, по случаю его вступления в совершеннолетие. Ав 1910-мон закончил школу № 20 с довольно высоким средним баллом, который позволил ему поступить в Таунсенд-Харрис-Холл. Это высшее учебное заведение, филиал Нью-йоркского городского колледжа, требовало от своих студентов очень высокой успеваемости, так как обычную учебную программу, рассчитанную на четыре года, ученики проходили за три. Мать хотела, чтобы Айра стал учителем.
По правде говоря, странно, что родители Айры отмечали его день рождения по еврейскому обычаю. И хотя никто из Гершвинов никогда не отрицал и не скрывал своего происхождения, нельзя сказать, что они строго придерживались тех правил и обычаев, которые предписывались их религией. Родители потеряли всякий интерес к празднованию Бар Мицва — еврейского обряда совершеннолетия, когда настала очередь Джорджа получать по этому случаю подарки — бесчисленные наборы авторучек и пятидолларовые золотые монеты.
По неписаным законам улицы, того, кто занимался музыкой, мальчишки награждали презрительной кличкой "девчонка" или "маменькин "сынок". И Джордж был с ними солидарен. В детстве музыка мало что для него значила, так как в доме она почти не звучала. Несколько поколений Брускиных и Гершевичей так и не произвели на свет ни одного музыканта. Да и родители Джорджа не отличались особой музыкальностью.
Отец Джорджа неплохо пел, иногда ходил в оперу. Когда ему хотелось что-нибудь исполнить самому, он делал это разными, весьма необычными способами: то дул в расческу, на которую была положена полоска папиросной бумаги, то выстукивал на зубах какой-нибудь мотив английской булавкой, то голосом изображал корнет-а-пистон. Джордж знал все популярные песни, самой любимой из которых была "Обними меня, дорогая" (Put Your Arms Around Me, Honey). В его репертуаре была и так называемая "школьная" классика: "Лох Ло-монд", "Анни Лори" и "Потерянный аккорд".
Несмотря на то что он с презрением взирал на малышей, которых заставляли заниматься музыкой, и из всей музыки его, казалось, интересовали только эстрадные песенки, — серьезная музыка все же находила отклик в его душе всякий раз, когда он где-нибудь слышал ее. Ему было лет шесть, когда, играя на 125-й улице, он остановился у дешевого музыкального салончика, откуда доносились звуки музыкального автомата. Звучала "Мелодия" фа мажор Антона Рубинштейна. "Мелодия взлетала и замирала, и это настолько поразило меня, что я слушал, затаив дыхание. До сих пор, как только я слышу эту музыку, я вижу, как я маленький, босой, в широких штанах, стою и жадно ловлю потоком льющиеся звуки".
