Джордж Гершвин: Путь к славе - [11]
Так как Морис Гершвин хотел жить непременно поближе к месту работы, Гершвины постоянно кочевали с места на место. На Снедикер-авеню семья прожила всего восемь месяцев, а затем снова вернулась в Манхэттэн, в Ист-Сайд. После этого они снимали в Ист-Сайде несколько разных квартир (на Форсит-стрит недалеко от Деланси, на пересечении Второй авеню и Седьмой улицы, на Гранд-стрит, на углу Второй авеню и Четвертой улицы), прежде чем поселились на Кони-Айленд, а затем на 129-й улице Гарлема. Даже великолепная память Айры не в состоянии точно проследить все перемещения семьи с 1900 по 1917 год. Он, однако, сумел подсчитать, что к 1917 году семья сменила 28 квартир: из них двадцать пять — в Нью-Йорке и три — в Бруклине.
Мать твердой рукой правила семейной колесницей. Она была гордой и самолюбивой женщиной, а неуемное тщеславие никогда не давало ей сидеть сложа руки. Ее громадная энергия, которая часто не находила выхода, а также ее стремление достичь материального и социального благополучия, увы, не достигали цели, часто делали ее несчастной. Но она царила в семье с безраздельностью императрицы.
Иногда пишут, что Джордж "обожал свою мать". И действительно, он однажды сказал, что "она женщина того типа, о котором композиторы слагают песни о матерях, — я относился к ним всерьез". Но все-таки дело обстояло не совсем так. Унаследовав ее силу воли и целеустремленность, ее гордость и даже эгоизм, Джордж часто ссорился с ней. Став взрослым, он был прекрасным сыном, преданным, заботливым, внимательным и добрым. Но его письма, говорят о том, что если он и любил кого-то (не считая брата Айры), то это был отец, а не мать. Теперь уже покойный Грегори Зилбург, его психоаналитик, говорил, что, по его мнению, если бы было по-другому, то есть если бы Гершвин любил свою мать и лишь с уважением относился к отцу, он превратился бы в безнадежного неврастеника. То, что Гершвин сумел найти себя в своем творчестве и в жизни, стало возможным только потому, что его отношение к матери и отцу было таким, а никаким другим.
Отец был очень добрым, спокойным человеком, с простым и легким характером, мягким, как воск. Отчасти под влиянием своей жены, отчасти под влиянием своего собственного стремления хорошо содержать семью, он пришел к выводу, что работа на твердом окладе не для него. Он открыл небольшой магазин канцелярских принадлежностей в Бруклине, но довольно быстро сменил его на ресторанчик в Ист-Сайде, который содержал на паях со своим зятем, Гарри Волпином. После этого он бросался от одного предприятия к другому, и всегда его зять становился компаньоном. В разное время он был владельцем нескольких ресторанов: одного на Форсит-стрит, другого — на Бродвее, в центре города, третьего — тоже на Бродвее в районе 145-й улицы, четвертого — около отеля Мак-Аллин на пересечении 34-й улицы и Бродвея. Был даже такой момент, когда он владел четырьмя ресторанами сразу. В разное время он также был владельцем и обслуживал турецкую и русскую бани, включая бани св. Николая на Ленокс-авеню и на 111-й улице, а также бани Лафайета в центре города. Одно время он был владельцем нескольких пекарен и двух домов, где сдавались меблированные комнаты, наили недалеко от 42-й улицы; владельцем табачного магазина с бассейном возле теперешнего Центрального Вокзала, а также владельцем переплетной мастерской в Бельмонте. Однажды летом 1904 года он открыл гостиницу на 250 человек в Спринг-Вэлли, Нью-Йорк.
Несмотря на множество всяких приключений, которые происходили с ним в мире; бизнеса, он на самом деле был не честолюбив, и деньги мало что значили для него. Когда дела шли хорошо, деньги текли у него сквозь пальцы как вода, если бы не жена, которая строго вела им счет. Обычно он давал в семью достаточно для того, чтобы она жила хорошо. Но были и такие периоды, когда неожиданные трюки бизнеса вдруг очень осложняли жизнь. Например, его трехнедельная деятельность на поприще переплетчика привела семью к финансовому краху. А в его отель в Спринг-Вэлли пожаловало столько родственников, что он еле унес ноги.
Очень близко к сердцу он принимал жизнь и часто выглядел в ней Дон-Кихотом, а его замечания в духе Пиквика сделали его почти легендарной фигурой. Одно время близкие друзья Джорджа и Айры поговаривали о том, чтобы сделать книгу о всех смешных случаях, которые приключились с их отцом. Книги не получилось, но так или иначе они с удовольствием рассказывали об этих случаях.
Отношение папы Гершвина к Джорджу и его музыке послужило сюжетом многих интересных и забавных происшествий. Когда Джордж писал свою "Рапсодию в голубых тонах", отец советовал ему: "Пиши ее хорошенько, Джордж, весьма вероятно, что она станет очень известной музыкой". Когда был написан "Американец в Париже", отец с гордостью заявил одному музыкальному критику: "Это очень серьезная музыка — она длится целых 20 минут". Спустя несколько лет он узнал, что Джордж не знает, как назвать свою Вторую рапсодию, на что он совершенно серьезно предложил: Джордж, назови ее "Рапсодия в голубых тонах № 2". Потом ты сможешь написать "Рапсодию в голубых тонах № 3, № 4, № 5" — ну и так далее, как у Бетховена".
В книге собраны воспоминания об Антоне Павловиче Чехове и его окружении, принадлежащие родным писателя — брату, сестре, племянникам, а также мемуары о чеховской семье.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.