Джонни Оклахома, или Магия массового поражения - [4]

— Опять эти козлы?

В третьем письме с незнакомого адреса только цифры. Двенадцать тысяч. И закорючка, обозначающая евро.

— Оборзели, выродки.

Это соседи в очередной раз подняли предлагаемую цену. Аж на две сотни. И как только не разорвало от жадности? Экономят, наверное — ведь спасение души и комфортное существование в загробном мире напрямую зависят от величины перечислений на счета штаб — квартиры секты, располагающейся где‑то между Бостоном и Майами. Как есть жлобы!

— А теперь вечерние псалмы! — Иван злорадно потёр руки, прислонил колонки акустической системы к стоявшему на боку пустому аквариуму, придвинул получившуюся конструкцию к стене, укрыл толстым одеялом, и… — Маэстро, урежьте марш!

Вы любите в два часа ночи слушать «Рамштайн»? Рекомендовано как лучшее средство от сонливости!

Утро началось со звонка участкового, получившего кляузу от соседей. Старший лейтенант Тетюшев тоже когда‑то учился с Иваном в одном классе, поэтому предварительно поинтересовался, не нужно ли сначала зайти в магазин за молоком или хлебом.

— Ага, пару булок прихвати, если не трудно.

Тот ответил, что для хорошего человека ничего не трудно сделать, даже захватить чего‑нибудь для более плодотворной беседы. Услышав отказ, хмыкнул в телефонную трубку, и пообещал принести пива.

Сразу после разговора с участковым зазвонил мобильник:

— Да? База торпедных катеров слушает!

Невидимый собеседник хрюкнул в микрофон, и заорал:

— Джонни, это Вован в натуре!

— Ещё одному по утрам не спится.

— Я по делу, чо! Бумажник с документами у тебя не оставлял?

— Какая‑то кожаная папка под столом валяется.

— Во! Это она и есть! Ты дома будешь?

— Нет, мля, на марафонскую пробежку отправлюсь. Конечно буду, куда же я денусь.

— Сейчас зайду.

Только закончил с разговорами, как защёлкали замки на входной двери. Ирка? Ну да, кто же ещё! По — хозяйски разбросала туфли в прихожей, обругала давным — давно нечищеное зеркало на стене, и рыжим вихрем влетела в комнату.

— Ещё спишь? — и тут же, сделав вид, будто споткнулась об оставленные у кровати костыли, рухнула на Ивана. — Ой, Джонни, я тебя не придавила?

— Изыди, бесовское отродье! — писатель буквально разрывался между желанием засветить нахалке в лоб или поддаться зову природу. Победило благоразумие, но с очень небольшим перевесом. — Ты меня окончательно изуродовала.

— Где? Дай посмотрю.

Неизвестно, чем бы закончилось это покушение, если бы не деликатное замечание Лаврентия Борисовича Каца:

— Правильным курсом идёте, товарищи. Но дверь таки лучше запирать на замок.

— А подглядывать нехорошо, — нисколько не смутилась рыжая.

— Ой, Ирочка, — отмахнулся Кац, — не делай мне смешно. В восемьдесят два года единственное, что хорошо получается, так это подглядывание. Хочешь бесплатный совет?

— Хочу.

— Пусть к сердцу мужчины лежит через кухню, а не прячется под одеялом. А ну марш готовить писателю кофе!

— С молоком?

— Фантасты пьют чёрный.

— А поэты?

— Поэты пьют всё, они традиционно алкоголики. Джонни, ведь ты не пишешь стихи?

— Нет, Борисыч, не пишу. А нужно?

— Ни в коем случае! — Кац наклонился и ухватил рыжую за ухо. — И где же наш кофе, деточка? Или вы предлагаете с утра пить пиво?

Хлопнула оставленная незапертой дверь в прихожей, и тощий субъект в полицейской форме продекламировал:

— А кто с утра уже не пьян, тот, извините, не улан! Пушкин сказал! Или Лермонтов, пофигу. — Потом заржал, видимо подражая боевому коню того самого улана, и добавил. — К чертям собачьим кофе! Мы пьём пиво!

— Моё пиво, — заметил Кац. — Серёжа, вы опять обидели крышующую меня организацию?

— Обижаете, Лаврентий Борисович, — участковый поставил на пол звякнувшую стеклом сумку. — Вы же им просроченное отдаёте, а я свежайшего принёс.

Крышей Кац называл стаю местной гопоты, вознамерившуюся однажды обложить коммерсанта данью. Неизвестно, что они там себе навыдумывали, но в результате проведённых переговоров у Борисыча появилось два десятка дворников и грузчиков, работающих на энтузиазме. Не совсем голом энтузиазме — стимулом служила возможность забирать пиво местного производства, до истечения срока реализации которого оставалось один — два дня. Владелец единственного в городе пивоваренного завода мог позволить себе некоторую благотворительность.

Иван, воспользовавшись тем, что Ирка всё же ушла на кухню, поспешил вылезти из постели и одеться.

— Борисыч, а ты тоже что‑то вечером у меня забыл?

— Я? — Кац сморщился, будто хватанул текилы без лимона. — Джонни, неужели ты настолько разочаровался в людях, что не можешь предположить обычный визит вежливости к приличному человеку?

— И всё же?

— Кошелёк.

— Что кошелёк?

Лаврентий Борисович вздохнул, и объяснил раздельно, как малолетнему идиоту:

— Очень старый больной еврей. Ночью. С кошельком. Один. Тебе уже смешно?

— Понятно, — кивнул Иван. — До полного кворума только Вовчика не хватает, но он скоро подтянется. Обещал.

Кац бросил взгляд на бумажник под столом:

— Я давно подозревал, что Вова из наших будет.

— Из жуликов и махинаторов? — уточнил участковый.

— Тьфу на вас, Серёжа!

Боксёр явился минут через пятнадцать и произвёл неслабый эффект. Когда он вышел прямо из стены между кухней и лестничной клеткой, Ирка выронила турку с кофе, и на визг прибежали все остальные. Чтобы тут же застыть соляными столбами подобно жене библейского Лота.