Джонатан без поводка - [27]

«Подумала, что нехорошо пропускать день рождения твоего папы. Села на поезд до Довер-Плейнс. Буду в 5.20. Увидимся? Ц, Дж.»

Джонатану стало и хорошо и плохо одновременно. Ее сообщение, в котором чувствовалась тень сомнения, очень его тронуло. Увидимся?

– Пап, Джули все-таки приедет на твой день рождения.

На лице отца отразилась паника.

– Тогда пойдем скорее домой, чтобы мать успела заказать дополнительную провизию. Она изначально рассчитывала только на троих.

– Дополнительную провизию? – можно подумать, речь шла не о Джули, а о прожорливом брюхе.

– Да нет, пап, это лишнее. Джули мало ест. Да и я сам могу что-то купить, когда поеду ее встречать.

– Не одно, так другое, – мрачно покачал головой отец.

Джули вышла из вагона с большим букетом цветов для матери Джонатана. У него захватило дух, когда он увидел ее, выходящую из поезда в толпе людей с сумкой с вещами, – серьезную, сияющую и (пока она не увидела его) немного тревожную. Джонатан схватил ее в охапку и поцеловал. Никогда он еще не был так рад ее видеть.

– Привет, моя почти-жена!

Она улыбнулась и тоже его поцеловала.

Помимо цветов, она везла открытку для его отца и коробку дорогих подарочных печений-макарунов, с которыми было все прекрасно, за исключением одного – родители обычно считали такого рода презенты непростительным позерством.

– Мы очень рады, что у тебя получилось приехать, Джули! – сказала мама, доставая праздничный торт, покрытый розовой и зеленой глазурью. Судя по виду, его сделали двадцать пять лет назад и хранили в музее сладостей. – Особенно сейчас, когда ты официально стала частью нашей семьи.

– Почти стала, – поправил Джонатан, думая о том, не сведет ли Джули в могилу официальное родство с его родителями.

Они хором спели «С днем рождения тебя!» и вполне убедительно разыграли спектакль приличного поведения за ужином. При первой возможности Джонатан увел Джули в сарай.

– Более-менее приличная девушка, – сказал отец Джонатана жене. – Не считая того, что она заманила нашего сына в этот гнусный брак по расчету.

Мать только грустно покачала головой.

– Теперь я понимаю, откуда у тебя эта психическая нестабильность, – сказала Джули, и Джонатан кивнул.

Ее отец умер, а мать вышла замуж за биржевого маклера из Гонконга. За годы с Джули Джонатан видел ее мать три или четыре раза, что чрезвычайно удивляло Макса, чьи отношения с девушками никогда не длились настолько долго, чтобы знакомиться с родителями.

– Никогда бы не подумал, что Джули нужны родители. Легко могу представить себе, как она сама организует собственное зачатие и рождение.

– Хаха.

– Ну, и какая у нее мать?

– Богатая и странная.

– Хорошо, что богатая. А в каком смысле странная?

– Макс, ты знаешь хотя бы одного человека на этой или на другой планете, у кого не странные родители?

– Насколько не странные?

Джонатан вздохнул.

– Ну, у нее несколько застывшее выражение лица, и она сама, не дожидаясь, отвечает на вопросы, которые, по ее мнению, ты должен задать.

– Это еще ничего, – сказал Макс, подумав. – Где-то четыре с половиной балла по шкале странности.

– Да все пять. Радует то, что она живет в Гонконге. Тринадцать тысяч километров отсюда.

– Да кто их будет считать. А впрочем, ладно.

– Ладно? Ну, что ж, спасибо! Такое облегчение получить от тебя благословение.

– Сарказм тебе не идет. И я тебя не благословлял.

Ночью Джули и Джонатан втиснулись в спальник, в котором он потерял девственность, но их попытки заняться сексом ни к чему не привели.

Ко всеобщему облегчению, они уехали сразу после завтрака.

14

В кофейне, где Джонатан обычно покупал кофе перед работой, отказывались впускать его с собаками. Оставлять же их снаружи на привязи он боялся. И вот, к концу второй недели пеших походов на работу, он наконец обнаружил идеальное место: маленькое кафе с малообещающей вывеской «Le Grand Pain» на полпути к офису.

Владелица обратилась к нему с французским акцентом:

– Здравствуйте! Что вам предложить? Меня зовут Клеменс. А кто вы? – последний вопрос адресовался собакам.

– Их зовут Данте и Сисси, – ответил Джонатан, обрадовавшись, что она не встретила его фразой «Извините, сюда с собаками нельзя. Это нарушение закона».

Эта фраза выводила его из себя. Почему нельзя, по крайней мере, добавлять: «Если бы я имел право решать, то, конечно, разрешил бы вам заходить, когда захочется, но вы же понимаете, какое сейчас время» или «Не волнуйтесь, я постою с ними на улице, пока вы определитесь с выбором». Но никто так не говорил. Все пассивно-агрессивно улыбались и говорили: «Очень жаль», – таким тоном, что становилось понятно, что им ни чуточки не жаль.

В кофейне стоял ароматный запах, и Джонатан заказал кофе.

– Я сама их пеку, – сказала Клеменс, указывая на круассаны. – Очень вкусные, – она так аппетитно это говорила, что он взял два.

– Надеюсь, вы не обидитесь, если я один круассан поделю между собаками, – сказал он. – Вы не думайте, у них довольно утонченный вкус, – и, помедлив, добавил, – после этих слов вы, наверное, примете меня за чудака? Впрочем, последнее время я только чудачества и творю.

Она улыбнулась. Ну почему стоило решить жениться, как ему тут же начали улыбаться красивые женщины по всему Нью-Йорку?