Джон Леннон навсегда - [5]

Джон очень много читал, что возбуждало его фантазию. От «Алисы в Стране чудес» он пришел в такой восторг, что изобразил всех персонажей. «Я жил как Алиса и Справедливый Вильям. Я писал собственные истории Вильяма, причем всё переживал сам. Позднее я стал сочинять настоящие стихи, среди них — вещи, полные чувств. Их я писал шифром, чтобы Мими не смогла их разгадать. Прочитав книгу, я хотел еще раз пережить ее сюжет. Поэтому в школе я всегда желал быть вожаком. Я хотел, чтобы все играли в те игры, о которых я только что прочитал».

Роли для каждого в этих играх определял Джон. Возражений он не терпел. От своих товарищей по играм он требовал полного подчинения.

Джон познакомился с Питом Шоттоном и Найджелом Уолли, ходившими в одну школу. К этой троице потом примкнул Айвен Воган, школьный товарищ Джона. Вскоре эта четверка стала представлять для Вултона серьезную опасность. Невинным развлечением неразлучных друзей был, например, такой трюк: кто-то карабкался на дерево, растущее на обочине шоссейной дороги, и лез затем по суку, нависавшему над проезжей частью. Вниз спускалась нога. Когда на дороге показывался двухэтажный автобус, ногу полагалось быстро поднять. Некоронованным королем считался тот, кому удавалось коснуться автобусной крыши.

Тетя Мэри и не подозревала, что ее Джон и трое его компаньонов весьма изобретательно залезали в кондитерскую за углом, что сходило им с рук. В лавке игрушек, расположенной неподалеку от купальни, они тоже были завсегдатаями.

У Джона, который во всех акциях был заводилой, развивалась склонность к насилию. Позднее он объяснит это так: «Я был агрессивен, потому что хотел находиться в центре внимания. Каждый должен был делать то, что я захочу, а также всем полагалось смеяться над моими шутками и признавать меня боссом. Каждый должен был демонстрировать убеждение, что Сильнейший — это я. А мою силу я мог показывать лишь когда брал верх над другими… Я избивал всю Давдейл или козырял всякими психологическими трюками, когда кто-то выглядел сильнее. Тогда я с таким хладнокровием обещал им задать жару, что они верили — это действительно возможно…»

Со своей матерью Джулией.

«Когда дело накрывалось и всех заметали, меня одного не могли ущучить. Правда, временами мне становилось страшно, что Мими что-нибудь проведает, но она оставалась единственной из всех матерей, которая ни о чем не подозревала».

У тети Мими и дяди Джорджа он был Первым, вне конкуренции. Другое дело на улице. Там он должен был эту позицию завоевывать. Признания можно было достичь лишь в случае, если ты сильнее, смелее, даже болтливее, чем другие.

У педагогов «Давдейл Праймери Скул» он был одним из любимых учеников, не позволявшим себе никаких вызывающих выходок. Особое внимание он привлекал художническим дарованием: очень хорошо рисовал и имел прекрасный голос.

Вместе со своим другом Найджелом Уолли — чей отец был полицейским, что радовало тетю Мэри, ибо она полагала, что Найджел оказывает на Джона хорошее влияние — он пел в церковном хоре приходской школы Святого Питера в Вултоне. Хотя в своем белом хоровом одеянии он и смахивал на ангела, но постоянно устраивал клоунаду, что заставляло других мальчиков хихикать.

Когда Джону исполнилось двенадцать, он вместе с Питом Шоттоном сменил «Давдейл Праймери Скул» на «Куорри Бэнк Грэммэ Скул» — гимназию на Хатхилл-роуд.

Тетя Мэри экипировала Джона так, как считала необходимым в такой серьезный момент и как полагалось в новой школе. У портного своего мужа она заказала для любимца черную курточку, украшенную красно-золотой головой оленя — гербом школы.

Перед домом тети Мэри на Менлав-авеню (1950).

В жизни Джона Леннона переход в гимназию стал означать цезуру. Спустя годы в одном из интервью он представил дело следующим образом: «В „Давдейл“ я всегда был честным и говорил только правду. По крайней мере этим выделялся. Но все больше я начинал понимать, что в основе своей это было идиотизмом. Итак, я пришел к тому, что стал мошенничать при каждом удобном случае… В гимназии я казался себе чертовски потерянным. Почему они не послали меня в Академию искусств? Почему меня, как и других детей, вынудили играть в храброго ковбоя? Я был другим, совсем другим, и таким я был всегда. Почему рядом не оказалось никого, кто бы это признал, кто увидел бы мой гений? Я с удовольствием вспоминаю о двух учителях, которые вроде бы что-то подозревали во мне. Они подталкивали меня к поискам своего счастья в ином деле, чтобы я мог реализовать самого себя. Однако чаще из меня пытались сделать проклятого зубного врача или даже учителя…»

Этим высказыванием Джон Леннон не декларирует принципиальную враждебность к школе, которой был часто подвержен. Скорее здесь проясняется другая проблема: его отличали особая чувствительность, постоянное внимание к окружающей действительности, что не мешало богатой фантазии часто уносить его из реальности. Преувеличенное честолюбие, бывшее особой чертой его характера, еще более все осложняло. Он хотел быть признанным, хотел, чтобы его любили все.

Положение оппозиционера, которое Джон занял в гимназические годы, стало результатом неприятия всякого внешнего принуждения. Английская школьная система с ее телесными наказаниями, строгими нормами и железной дисциплиной провоцировала у Джона, как и у большинства его сверстников, противоположные ей манеры. Джон чувствовал себя зажатым, ограниченным в своей свободе и ценил в своем поведении мятежную недисциплинированность и строптивость, что у большинства учителей вызывало гнев и наказания, а у однокашников — восхищение.