Джон Леннон - [232]

Взяв на вооружение стиль технотронной риторики «новой волны», Иоко поставила перед Джоном еще одну проблему: необходимо было найти гармонию между ее и его саундом. Он хотел наполнить свою музыку чувственной меланхолией тропических морей, но теперь, вместо того чтобы отправиться в Кингстон в поисках звука из плоти и крови, ему предстояло записываться в Нью-Йорке и использовать ультрасовременные технологии.

Когда Джон оказывался во власти мук творчества, он всегда сильно нуждался в моральной поддержке. В прежние времена в Кенвуде Пит Шоттон часами просиживал в нескольких шагах от Леннона, пока тот работал над песнями. Именно такой помощи Джон ожидал теперь от «мамочки». Но вместо этого она часами разговаривала с ним по телефону. «Все эти песни были написаны по телефону между Нью-Йорком и Бермудами, – вспоминает Сэм Грин. – Он постоянно звонил ей. Он буквально преследовал ее... О чем они могли говорить по пять часов подряд?! Она побуждала его сочинять любовные песни, адресованные ей, чтобы можно было включить их в альбом. Ей приходилось подталкивать его и постоянно смотреть, чтобы песни соответствовали тому, что ей было нужно».

Этим летом большую часть времени Иоко проводила у Сэма Грина. Причиной тому была полная страсти любовная интрига, которая разворачивалась между ними. К середине июня Иоко втянула Сэма в симбиоз типа «ты-это-я-а-я-это-ты-и-мы-ни-минуты-не-можем-жить-друг-без-друга», который всегда был для нее единственно возможной формой любви. И напрасно Сэм Грин пытался улизнуть при первой же возможности – она без устали преследовала его. Она установила у него телефонный номер на свое имя, чтобы лишить его возможности ссылаться на то, что линия была занята. Однажды Сэм насчитал сорок один телефонный звонок от Иоко за утро. В чем была такая срочность? Она почувствовала приближающуюся простуду и хотела во что бы то ни стало вколоть себе витамин С, прежде чем инфекция доберется до горла и испортит голос.

И хотя Иоко была слишком требовательной по отношению к своему любовнику, она была с ним и щедра. Как прежде Дэвида Спинозу, она осыпала Сэма дорогими подарками, а если по какой-либо причине не могла к нему приехать, отправляла ему целый гидросамолет, загруженный килограммами черной икры, шотландского лосося и горами французских сыров. Тем не менее однажды телефонное напряжение достигло такой точки, что Сэм бросил трубку. Иоко сообразила, что переборщила. На следующий день помощник Сэма доставил ему посылку. В знак примирения она подарила ему желтый бриллиант весом в четыре с половиной карата и стоимостью около четырех тысяч долларов.

Вечером 26 июня Иоко пригласила Сэма на студию «Хит Фэктори», где устроила демонстрационное прослушивание семи записанных песен. Она требовала его присутствия, поскольку именно он вдохновил ее на сочинение любовных песен, и она хотела спеть их ему, как Джон в Лос-Анджелесе пел свои композиции Мэи Пэн. «I Am Your Angel»223 идеально передает отношение Иоко к Сэму, а поздравление с днем рождения, прозвучавшее в последнем куплете, появилось после дня рождения Сэма, которое отмечалось 20 мая – композиция была написана примерно в этих числах.

На следующий день Иоко все же вылетела на Бермуды, куда ее самолет должен был приземлиться в половине десятого вечера. Джон и Фред заранее отправились в аэропорт, поэтому они отослали водителя, а сами уселись в таверне не близко и не далеко от летного поля, чтобы выпить пивка. В ожидании встречи с «мамочкой» Джон пребывал в возбуждении. Он долго рассуждал о том, что до знакомства с Иоко все его связи с девушками больше напоминали изнасилования. Разговор затянулся бы, если бы Фред не взглянул на часы: они показывали половину десятого! Выскочив из бара, они запрыгнули в такси и помчались в аэропорт, но было поздно. Один из сотрудников аэропорта сообщил им, что с последним рейсом действительно прибыла какая-то японка. В течение нескольких минут она оглядывалась по сторонам, а затем разрыдалась. Вскочив обратно в такси, Джон сказал Фреду, что по приезде домой ему придется свалить вину за опоздание на него.

Этим вечером Джон вел себя с Иоко, как прежде. Он отвел ее в солярий и пел ей серенады. Затем он поставил кассету с первыми за последние пять лет новыми песнями. Иоко молчала, не проявляя никаких эмоций. Когда Джон стал приставать к ней с просьбой хоть на день съездить на Ямайку, чтобы посмотреть студию, Иоко отказалась, заявив, что в воскресенье ей надо быть в Нью-Йорке. Это так разозлило Джона, что он обрушился на нее с упреками, что она совершенно перестала заботиться о нем и Шоне. Особенно о Шоне! А все ее объяснения, вроде того, что у нее якобы отсутствует материнский инстинкт, придуманы только для того, чтобы увильнуть от своих обязанностей.

Сцена не произвела на Иоко никакого впечатления. Она заявила, что когда альбом будет закончен, купит ему дом на Бермудах, и тогда все члены семьи смогут хорошенько отдохнуть. Несмотря на обиду и разочарование, Джон нашел утешение в этом пустом обещании.

После отъезда Иоко у Джона возникли подозрения относительно ее образа жизни в Нью-Йорке. Он пожаловался Фреду, что «мамочка» проводит слишком много времени в обществе Сэма Грина и Сэма Хавадтоя. Он даже намекнул о наличии наркотиков в Дакоте. Однажды в начале июля, после неоднократных и бесплодных попыток дозвониться до Иоко, Джон ушел к себе и за пару часов написал лучшую композицию, вошедшую в «Double Fantasy», – «I'm Losing You»