Джон Кеннеди - [54]

Кеннеди очень надеялся на «Альянзу» (как называли этот союз между собой); он посвятил ему много времени на первых порах, и если сравнить политику США, которая проводилась потом, то она часто бывала безответственной, недостаточно критичной и бездушной, если не преступной (как в Эль-Сальвадоре в 80-х годах), в то время как ту можно назвать освещающей путь и щедрой. Тем не менее дело не удалось: отчасти потому, что Кеннеди настаивал на том, что планы тренировки солдат и полицейских против повстанцев входят в противоречие с показным духом «Альянзы» (но не с президентской концепцией этого союза)[187], и отчасти из-за того, что это было слишком амбициозно. Хотел ли Кеннеди объявить о пересмотре политики, убеждая Соединенные Штаты поддерживать только более порядочные и демократические силы в Латинской Америке и порвать с военными олигархиями, он мог достичь наибольшего и действительно этого достиг, осуществив эту политику США. В качестве пропагандистского хода «Альянзу» ожидал триумф, сильно воодушевивший реформаторов и передовых людей по всей Латинской Америке, что повысило репутацию Кеннеди еще более, чем Корпус мира, которым он занимался в то же время. Но Кеннеди и его людям хотелось большего. Тогда была популярна книга «Стадии экономического роста» У. У. Ростова, которая была признана демократическим контрответом на «Коммунистический манифест». Анализ Ростова говорил о том, что применение правильных техник и достаточное количество денег ускорит достижение третьими странами стадии подъема и они станут самообеспечивающимися капиталистическими демократическими обществами. Автору довелось поработать в администрации Кеннеди, и последователи «Нового рубежа» спешили воплотить его намерения. Они напоминали себе о 1776 годе и объявили, что Соединенные Штаты являются единственной действительно революционной страной в мире: это могло привести к революции изобилия и избавить третьи страны от вторжения коммунистов навсегда. Но идея революции не была единственной, которая могла не подойти, оказаться натянутой и определенной согласно воле государственных деятелей, особенно тех, кто был весьма консервативен (даже если они являлись либералами), демонстрируя определенную фривольность, если использовать этот термин. Люди Кеннеди не составляли исключения из этого правила. Тезис Ростова здесь не подходил.

Последователям «Нового курса» было соблазнительно обвинить конгресс, который год от года все более неохотно голосовал за большие программы зарубежной помощи, о которых запрашивал Белый дом, и оставался явно безразличен особенно к призывам относительно «Альяизы». Но недостаток ассигнований был несравним с дефицитом ресурсов. Соединенные Штаты, которые не осознавали свою мощь — впрочем, как и кто-либо другой, — просто не стали побуждать свои власти к переделыванию Латинской Америки столь окончательно и быстро, как надеялись. Более того, даже если бы они были богаче, то все равно имели недостаточное обеспечение в других областях, чтобы удачно довести своих соседей до спокойной гавани. Речь могла идти только об общем и поверхностном соглашении, а что касается результатов и средств, а также вопросов о том, старались ли североамериканцы вырваться за пределы, в то время как внутренне сдерживались, то не все из них были недостаточно мотивированы или плохо информированы, идеализм и энергия янки были неразрывно связаны с самоуверенностью и культурными предрассудками: непривлекательная смесь. Постепенно стало ясно, что любой успех, какого может достичь «Альянза», придет нескоро. Кеннеди был слишком умен, чтобы ожидать немедленных результатов, и понятно, что он был разочарован, открыв, насколько малы и нескоры будут успехи «Альянзы», но в одном отношении он надеялся сразу получить определенный результат. Его вражда с Кастро не могла ждать.

Бей-оф-Пигз оставил после себя некоторые беспокоящие политические проблемы, которые со временем не исчезли. Фидель Кастро унизил Кеннеди и Соединенные Штаты; хотя американское общественное мнение не было лояльно к президенту после этой операции, тем не менее именно в этом был выход, который, как были уверены республиканцы, можно было использовать столько, сколько потребуется времени на решение проблемы. Они могли это сделать, фатально повлияв как на промежуточные выборы в 1962 году, так и на следующие президентские выборы в 1964 году. Так, лидеры страны с 1947 года старались напугать людей коммунизмом и их аппетитами относительно зарубежных стран. Они достигли в этом немалого успеха, и когда Кастро объявил себя коммунистом, условные рефлексы доделали остальное. Отчасти это была забота об общественном мнении (в отношении которого он сам немало постарался, чтобы разжечь его), что заставило Кеннеди скорее подтвердить, чем отменить план Бей-оф-Пигз, и провал операции не уменьшил давления. Более того, Кеннеди чувствовал, что, санкционируя план, он в каком-то смысле способствует тому, чтобы лидерами стали кубинские изгнанники: их разгром не уменьшал его обязательства перед ними, как раз наоборот. Ни он, ни любой другой американец, принадлежащий к истеблишменту, не видел в Кастро того, кем он был — национального лидера, который в настоящее время заслужил безоговорочную преданность и признание всего народа и которого нельзя было сместить без значительных военных усилий со стороны Соединенных Штатов. Его взаимоотношения с Советским Союзом в лучшем случае являлись далеко не первым и не самым важным делом. Кеннеди же и его советники в первую очередь рассматривали Кастро как обыкновенное орудие в руках советского империализма. Наконец, в 1961 году оба брата Кеннеди почувствовали, что они разгневаны на Кастро лично. Они еще никогда не терпели поражения, да еще от кого! В течение лета они предпринимали шаги, которые, как они надеялись, в конце концов приведут к его свержению. Их не останавливала очевидная трудность задачи блокировать Кастро. Они просто решили, что в следующий раз, когда они предпримут против него действия, добьются успеха.