Джокер, или Заглавие в конце - [33]
Грустно, как это все было грустно, как безвыходно. Я отодвинул листы в сторону. Потер пальцами виски, как после утомительной работы. Я не могу этого помнить, я не хочу… Не хочу. За стеной опять заканючила Хабанера, как не теряющая надежды побирушка, обиженная, уже усталая, умолкла. А с Мониным все никак не удавалось связаться. Надо было попробовать еще раз, может, все-таки получится.
И опять по домашнему номеру автоответчик. На этот раз я уже был готов дождаться обещанного короткого сигнала (не догадался сразу, как тупо работали мозги!), продиктовал в пластмассовое ухо, что студенту Роману Толь- цу пришлось задержаться у меня дома, с ним возникли проблемы, которые я не могу объяснить по телефону. Ничего лучше придумать наскоро не сумел, да и неважно, позвонит мне в ответ сам, уточнит. Очень надо бы как можно скорей с вами, Евгений Львович, связаться. Уж извините, что беспокою, добавил неуверенно, выдержав паузу, но так получилось.
Не первый раз отмечал, до чего неестественно, противно звучит голос, когда говоришь с аппаратом, как зажато складывается мысль! Что он подумает о моих словах? — я усмехнулся, положив трубку. Знал ли он сам, какие проблемы у его мальчика?.. Да, отчего бы не позвонить еще по мобильному, глядишь, он уже в зоне доступа?
Едва я вновь дотронулся до трубки, она вдруг словно вздрогнула от прикосновения, заставив вздрогнуть и меня. Неужели ректор наконец-то откликнулся?
Звонила Наташа, уже с дороги. Няню Фросю удалось отвезти в районную больницу, пристроить там. Договорилась с персоналом, оставила, кому надо сколько надо. Зарядить по пути мобильник сумела только сейчас. До Москвы осталось полтораста километров, могла бы доехать за два часа, но хорошо, если удастся часа через три, пробки уже начались.
И будто отозвалось где-то в канцелярии наверху, кто-то сменил освещение, воздух жизнеутверждающе посветлел, солнце высвободилось из-за башни. Можно было выключить лампу, улыбнувшись на прощанье Наташиному абажуру. Листы на столе словно съежились, потускневшие, стали еще больше мятыми, болезненно мятыми, думать о них не стоило, не сейчас. Захотелось всему улыбаться, мысли засуетились. Надо срочно что-то готовить, к обеду ничего не куплено, холодильник пустой. В магазин, первым делом скорей в магазин! Только проведать еще этого беднягу…
Я подошел к спящему, легонько тронул его за плечо. Правый глаз слегка приоткрылся, губы шевельнулись, но звука произвести не сумели. Ну и ладно, подумал, хорошо, если до моего возращения не проснется, пусть еще посопит. Хорошо, если наркотики — случайный срыв. Если бы подсел всерьез — не мог же Монин совсем ничего про это не знать, нахваливать парня, намекать на какие-то обстоятельства. Может, просто переутомился перед экзаменами, подвернулась неизвестная дрянь, бывает всякое. Что-то с этим рыжим так до конца и не прояснялось, толком даже не знаешь, что надо прояснять. И не надо. Я думал о нем без раздражения, с сочувствием, похожим на жалость. Прикрыл ему пледом ноги, подтянул немного еще повыше.
Погода была солнечная, можно было не надевать пиджак. Я вышел из квартиры, стал запирать за собой дверь — и на линолеуме возле дверного коврика увидел пятно. Пригляделся: это была кровь, подсохшая. Студент, значит, наследил и здесь, не хватало еще этой заботы. Пришлось вернуться за тряпкой. Вообще-то, все эти дни без Наташи я дома даже не подметал, она запретила, уважала приметы: нельзя подметать, пока не вернется уехавший. Но тут было не до примет.
Протер кое-как линолеум, вернул тряпку на место. Когда подошел лифт, я, войдя, посмотрел на пол: точно, и здесь на линолеуме была кровяная клякса, кто-то уже размазал ее край подошвой. Возвращаться еще раз за тряпкой я не стал, решил, что подотру потом. Какой-нибудь сыщик мог бы по этим следам пройти прямо к моей двери, — я усмехнулся, примеряя детективный, а впрочем, сказочный сюжет. Как в той истории про сорок разбойников. То есть надумал бы пройти, да не дойдет: моя дверь теперь не отмечена. Позаботился, как хитрец из той же истории. На ходу все-таки продолжал поглядывать себе под ноги: могло ведь и у подъезда капнуть, у домофона. Нет, крови нигде больше не оказалось. Зато в стороне от подъезда на асфальте было написано несмываемой белой краской:
Любовь это яд,
Я отравлен тобой,
Один только взгляд,
И быть вместе с тобой.
Анечка, ты прекрасна!
Крупно, чтобы эта Анечка могла прочесть со своего высокого этажа. Интересно какого? Я остановился, поднял взгляд, примерил. Дневные окна погасли вместе с вечерними видениями, стали непрозрачны, как стены. Трезвый свет выявлял швы между панелями, замазанные черной смолой. На лоджиях сушится белье, иные застеклены, другие используются как чуланы, бетон в грязноватых подтеках. Обиталища нелегальных приезжих, безразличный спальный район, типовые дома, поставленные без души, но скольким они облегчили жизнь, как в свое время нам с Наташей! В этих многоэтажных, многоподъездных постройках не знаешь даже близких соседей, только в полуяви ли, в полудреме захмелевшему уму почудится, приоткроется на миг чья-то неизвестная жизнь — а вместе с ней вдруг узнаешь свое, надежно забытое.
Герои сказочной повести «Учитель вранья», пятилетняя Таська и её брат, второклассник Тим, увидели однажды объявление, что на 2-й Первоапрельской улице, в доме за синим забором, дают уроки вранья. И хотя Таська уверяла брата, что врать-то она умеет, они всё-таки решили отправиться по указанному адресу… А что из этого вышло, вы узнаете, прочитав эту необычную книжку, полную чудес и приключений.
В декабре 1992 года впервые в истории авторитетнейшая в мире Букеровская премия по литературе присуждена русскому роману. И первым букеровским лауреатом в России стал Марк Харитонов, автор романа «Линии судьбы, или Сундучок Милашевича». Своеобразная форма трехслойного романа дает читателю возможность увидеть историю России XX века с разных ракурсов, проследить начало захватывающих событий, уже зная их неотвратимые последствия.
«В художественной системе Харитонова быт занимает важное место. Выписан он чрезвычайно тщательно и исторически достоверен, хотя является для автора все-таки только фоном для постановки глубоких экзистенциальных вопросов… Единицей текста становится абзац, передающий мысль, действие, мотив и сохраняющий внутри себя логическую связь, но между абзацами — пустота, как и между событиями, и в этой структуре — авторская философия: правда принадлежит не логике, часто вводящей в заблуждение, а целостности бытия, из которой, собственно, и вырастает дух жизни.
Новый роман Марка Харитонова читается как увлекательный интеллектуальный детектив, чем-то близкий его букеровскому роману «Линии судьбы, или Сундучок Милашевича». Герой-писатель пытается проникнуть в судьбу отца, от которого не осталось почти ничего, а то, что осталось, требует перепроверки. Надежда порой не столько на свидетельства, на документы, сколько на работу творящего воображения, которое может быть достоверней видимостей. «Увидеть больше, чем показывают» — способность, которая дается немногим, она требует напряжения, душевной работы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«День февраля»- первая книга М. Харитонова. Повести, вошедшие в нее, потребовали десяти лет творческого труда. В повести «День в феврале» рассказывается о Н. В. Гоголе.Об эпохе царствования Ивана Грозного — в повести «Два Ивана». Повесть «Прохор Меньшутин» — о быте современной провинции.
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.