Дживс, вы - гений! - [7]

— Здорово, — сказал он.

— Привет, — ответил я.

Ответил очень сухо. Воспоминание о ящерице под одеялом было живехонько. Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь с наслаждением плюхнуться в постель, предвкушая, как вы сейчас блаженно заснете, и вдруг обнаружить бегущую по левой ноге невесть откуда взявшуюся ящерицу? Такое каленым железом не выжечь. И хотя, как я уже говорил, у меня нет неопровержимых улик, что злодейство задумал и совершил этот малолетний преступник, мои подозрения равнозначны уверенности. И потому я сейчас не только сухо с ним поздоровался, но и поглядел на него весьма сурово.

А ему как с гуся вода. Смотрит, как всегда, нахально, за что все нормальные люди его терпеть не могут. Маленький такой, щупленький, в рыжих конопушках, огромные уши торчком и манера смотреть на вас, как будто вы грязный оборванец, с которым он встретился во время благотворительного визита в трущобы. В моем криминальном архиве гадких мальчишек он занимает третье место: не дотягивает до злостной вредности отпрыска тети Агаты, Тоса, а также сына мистера Блуменфельда, однако уверенно опережает Себастиана Муна, сына тети Далии, Бонзо, и прочих.

Поразглядывав меня с таким выражением, как будто я после нашей последней встречи пал еще ниже, он бросил:

— Идите обедать.

— Значит, Чаффи вернулся?

— Да.

Что ж, если Чаффи вернулся, я, конечно, в его распоряжении. Я крикнул стоящему по ту сторону живой изгороди Бринкли, что обедать дома не буду, сел в автомобиль, и мы покатили.

— Когда он воротился?

— Вчера вечером.

— Мы будем обедать с ним вдвоем?

— Нет.

— А кто еще будет?

— Мама, я и еще разные люди.

— Целое общество? Тогда надо вернуться и надеть другой костюм.

— Не надо.

— Считаешь, в этом вид у меня приличный?

— Нет, не считаю. Вид у вас совершенно неприличный. Просто времени нет.

Решив этот вопрос, малец ненадолго умолк. Серьезный тип. Но вот он вышел из задумчивости и сообщил мне местную новость:

— Мы с мамой опять переселились в замок.

— Как?!

— Да вот так. Во вдовьем флигеле жуткая вонь.

— Но ведь вы же там больше не живете, — заметил я со свойственным мне тонким ехидством.

Он не оценил юмора.

— Думаете, остроумно? Если хотите знать правду, это, наверное, из-за моих мышей.

— Из-за чего, ты сказал?

— Я развожу мышей и щенков. Ну и, конечно, от них запах, — невозмутимо объяснил он. — А мама считает, что несет из канализации. Дайте пять шиллингов.

Эка мысли у него скачут, как блохи. Я от такого разговора дурею.

— Пять шиллингов?

— Пять шиллингов.

— Что значит — пять шиллингов?

— Пять шиллингов значит пять шиллингов.

— Это я и без тебя сообразил. Мне хочется понять, как они в наш разговор затесались? Ты говорил что-то такое о мышах и тут вдруг ни с того ни с сего брякаешь: «Пять шиллингов».

— Мне нужны пять шиллингов.

— Допускаю, тебе, может быть, действительно нужна упомянутая сумма, но я-то с какой стати должен раскошелиться?

— Это откупные.

— Чего-чего?

— Откупные.

— От чего я должен откупаться?

— Просто выкуп — и все.

— Никаких пяти шиллингов я тебе не дам.

— Дело ваше.

Он помолчал, потом произнес туманно:

— Те, кто отказывается платить откупные, попадают в разные неприятные истории.

Этой загадочной репликой наш разговор закончился, потому что мы уже подъезжали к замку и я увидел стоящего на ступеньках Чаффи. Остановил машину и вышел.

— Здорово, Берти, — сказал Чаффи.

— Добро пожаловать в Чаффнел-Холл, — сказал я и оглянулся. Мальчишка испарился. — Послушай, Чаффи, что случилось с этим недорослем Сибери?

— А что с ним такое случилось?

— По-моему, у него крыша поехала. Этот малявка только что вымогал у меня пять шиллингов и нес какую-то ахинею о выкупе.

Чаффи весело захохотал, весь такой загорелый, пышущий здоровьем.

— А, вот ты о чем. Это у него сейчас такой пунктик.

— Ничего не понимаю.

— Да он гангстерских фильмов насмотрелся.

С моих глаз спала пелена.

— Он что же, воображает себя шантажистом?

— Ну да. Ужасно смешно. Собирает со всех дань сообразно финансовым возможностям человека. Кстати, неплохой источник дохода. Предприимчивый парнишка. Я бы на твоем месте дал ему деньги. Лично я дал.

Он меня просто ошарашил. Не только тем, что представил мне очередное доказательство порочных наклонностей этого маленького хулигана, сколько собственным снисходительным попустительством. Я бросил на него острый взгляд. С первой же минуты, как я его сегодня увидел, мне бросилось в глаза, что вид у него какой-то странный. Обычно, когда его ни встреть, он поглощен своими финансовыми сложностями, глядит на вас потухшим взглядом, лоб страдальчески нахмурен. Именно таким он был пять дней назад в Лондоне. С чего это он сейчас рассиялся, как медный грош, вон даже об этом малолетнем злодее Сибери говорит чуть ли не с нежностью. Тут кроется какая-то тайна. Попробуем применить лакмусовую бумажку.

— Как поживает тетя Миртл?

— Отлично.

— Слышал, она снова перебралась в Холл?

— Верно.

— Насовсем?

— Да, насовсем.

— Что же, все ясно.

Должен заметить, тетка Миртл приложила немало стараний, чтобы превратить жизнь бедняги Чаффи в настоящий ад. Никак не могла смириться, что баронский титул перешел к нему. Дело в том, что Сибери не был сыном покойного дядюшки Чаффи, четвертого барона Чаффнела: леди Чаффнел прижила его в одном из предыдущих браков, вследствие чего он, согласно положению о наследовании титулов, естественно, не попал в категорию наследников, как они определяются в книге пэров. А если вы не наследник, звание пэра вам не светит. Соответственно, когда четвертый барон сыграл в ящик, и титул, и поместье достались Чаффи. Все, конечно, честно и справедливо, в строжайшем соответствии с законом, но разве женщины способны такое понять, и Чаффи частенько жаловался, что вдова постоянно отравляет ему жизнь. Была у нее такая привычка: сожмет Сибери в объятиях и устремит на Чаффи полный укора взгляд, как будто он обобрал до нитки сироту и его мать. Говорить она ничего не говорила, вы сами понимаете, однако ходила с видом жертвы, попавшей в лапы прожженных мошенников.