Дживс, вы — гений! Ваша взяла, Дживс! - [64]

– Услышав это сообщение, сержант Ваулз поспешил в замок, дабы обсудить все с его светлостью.

– Почему с его светлостью?

– Его светлость – мировой судья, сэр.

– Ну да, конечно.

– И, как таковой, наделен полномочиями перевести арестованного в помещение, более соответствующее требованиям, предъявляемым к камерам тюрьмы. Он сейчас в библиотеке, милорд, ждет, когда вашей светлости будет благоугодно принять его.

Если Бертрам Вустер весь затрепетал, услышав магическое слово «завтрак», то от «тюрьмы» папаша Стоукер взорвался, точно бомба.

– Какой такой тюрьмы? – дурным голосом заверещал он. – При чем тут тюрьма? Зачем этот идиот полицейский хочет упрятать его в тюрьму?

– Насколько я понял, сэр, по обвинению в ночной краже со взломом.

– В краже со взломом?!

– Да, сэр.

Папаша Стоукер посмотрел на меня так жалобно – не знаю, почему именно на меня, однако это факт, – что я чуть не погладил его по головке. Может быть, я и в самом деле его бы погладил, но моя рука на полпути замерла в воздухе, сзади вдруг раздался такой шум, будто бежит всполошенная курица или вспугнутый фазан. В кабинет ворвалась вдовствующая леди Чаффнел.

– Мармадьюк! – прорыдала она. Чтобы вы могли судить о состоянии ее чувств, скажу, что ее глаза скользнули по моему лицу, но оно не произвело на нее ровным счетом никакого впечатления, можно подумать, перед ней стоял Великий Белый Вождь. – Мармадьюк, я узнала нечто ужасное. Родерик…

– Да, да, – прервал ее Чаффи, как мне показалось, довольно бесцеремонно. – Мы уже все знаем. Дживс как раз рассказывает.

– Но что же нам делать?

– Понятия не имею.

– Ах, это я во всем виновата, во всем виновата я.

– Не говорите так, тетя Миртл, – попросил ее Чаффи; он изнемогал, но по-прежнему держался, как подобает истинному джентльмену. – У вас не было другого выхода.

– Был. Конечно, был. Никогда себе не прощу. Если бы не я, он бы не ушел из дому с этой черной гадостью на лице.

Ей-богу, мне было жалко папашу Стоукера. Один удар за другим, сколько можно. Его глаза вылезли из орбит, как улитки.

– С черной гадостью? – тихо просипел он.

– Он намазал лицо жженой пробкой, чтобы позабавить Сибери.

Папаша Стоукер шатаясь подошел к стулу и рухнул на него. Видно, решил, что подобные истории лучше слушать сидя.

– Эту ужасную сажу можно удалить только с помощью сливочного масла…

– Или бензина, как мне объяснили люди сведущие, – не удержался я. Люблю во всем точность. – Вы подтверждаете, Дживс? Бензин тоже смывает копоть?

– Да, сэр.

– А, стало быть, бензин. Бензин или сливочное масло. Ну вот он, должно быть, и влез в этот дом либо за тем, либо за другим, хотел смыть сажу. И вот теперь!..

Она умолкла, не выдержав напора чувств. Однако папашу Стоукера обуревали еще более сильные чувства, его будто поджаривали на костре.

– Это конец, – проговорил он мертвым голосом. – Вот теперь я действительно потерял пятьдесят миллионов долларов, извольте радоваться. Как по-вашему, чего стоит свидетельство психиатра, которого самого задержала полиция, потому что он бродил ночью по округе с черным от сажи лицом? Да ни один судья в Америке не примет в расчет его показаний по той причине, что он сам сумасшедший.

Леди Чаффнел затрепетала.

– Но он намазался сажей, чтобы угодить моему сыну.

– Только сумасшедший способен намазаться сажей, чтобы угодить какому-то щенку, – отрезал папаша Стоукер. И горько рассмеялся. – Эх, что говорить, в дураках остался я. Я, и никто другой. Я, видите ли, возлагаю все надежды на показания этого идиота Глоссопа, рассчитываю, что он спасет мои пятьдесят миллионов, засвидетельствует в суде полную вменяемость кузена Джорджа. Но представьте себе: вот он вышел давать показания, и тут же противная сторона заявляет, что мой эксперт сам чокнутый, такие фортели выкидывает, что старине Джорджу вовек не додуматься, проживи он хоть тысячу лет. Странно все это, если вникнуть поглубже. Ирония судьбы. Как тут не вспомнить горемыку – запамятовал его имя, – который возглавлял список праведников.

Дживс кашлянул. В его глазах светился свет знания.

– Абу Бен-Адем, сэр.

– Чего-чего?

– В упомянутом вами стихотворении, сэр, речь идет о некоем Абу Бен-Адеме, который, согласно легенде, пробудился однажды ночью от глубокого мирного сна и увидел у своего изголовья ангела…

– Вон! – очень тихо произнес папаша Стоукер.

– Сэр?

– Ступайте вон, или я вас придушу.

– Слушаюсь, сэр.

– Вместе с вашими ангелами.

– Как вам будет угодно, сэр.

Дверь закрылась. Папаша Стоукер апоплексически отдувался.

– Ангелы, видишь ли, у изголовья! Нашел время вспоминать!

Справедливость требовала, чтобы я вступился за Дживса.

– Он все правильно изложил, – сказал я. – Я в школе учил это стихотворение наизусть. Ангел и в самом деле сидел у постели этого самого Абу и писал что-то в книге, и все кончилось тем, что… Пожалуйста, не хотите слушать, не надо.

Я ушел в угол и открыл альбом с фотографиями. Мы, Вустеры, не навязываем свою беседу тем, кто затыкает уши.

Вскоре в кабинете начался и довольно долго велся общий оживленный разговор, как это принято называть, в котором я не принимал участия, потому что обиделся. Все говорили разом, и никто не сказал ничего вразумительного, кроме разве что старика Стоукера, который подтвердил мою догадку, что он плавал пиратом во времена «Великой Армады» или еще когда-нибудь: он внес смелое предложение провести дерзкую спасательную операцию.