Джими Хендрикс, история брата - [39]

Шрифт
Интервал

С открытым ртом он стоял, рассматривая обложку: на фотографии с искажёнными краями, она снята была рыбьим глазом, были Бастер и два его новых товарища, фон сзади был ярко–жёлтый с пухлыми фиолетовыми буквами названия.

— О, мой Бог. Это на самом деле он. Это Бастер, мой мальчик.

Перевернув обложку, он взглянул на другую большую чёрно–белую фотографию группы. Должно быть, раз двадцать он крутил в руках конверт, прежде чем из глаз полились слёзы. И как бы не вертел он конверт, ото всюду на отца смотрел его сын, Джими, в ореоле своей психоделической славы.

Разглядывание обложки оказало и на меня должный эффект. Уверенность брата дала во мне всходы. Если мой брат добился в этом мире желаемого, что мешает мне сделать то же? Может и моя звезда зажжётся так же ярко. Детьми я всегда чувствовал увереннее рядом с братом. И вот, он очередной раз вдохнул в меня веру в себя, даже будучи на другом конце света.

В этот день мы с отцом на работу не пошли, а Корнфлейк со своим парнем перебрались к нам и Джун всем нам сделала чай. Мы прослушали пластинку Бастера с начала до конца и после Are You Experienced? ребята настояли на том, чтобы мы оставили её себе. Но как только затих последний аккорд, настроение отца как всегда поменялось. Бастер выпустил пластинку, да ещё со своим портретом на обложке, отец казался от этого несколько обескураженным, но серьёзно к этому не отнёсся. Для него, не имело никакого значения, что говорят вокруг, он по–прежнему считал занятие музыкой не настоящей работой.

— Ну, — начал он, поднимаясь с дивана, — кто знает? Пластинок много.

Но Джун с этого дня словно подменили, она стала послушной японской женой. Визги с её стороны прекратились и ни одной драки между ними уже больше не было, всё волшебным образом разрешилось и мир установился в семье. Я не придал тогда этому значения. У меня не было обыкновения встревать в их отношения и их ссоры улетучились из моего сознание на многие месяцы. Я просто наслаждался миром и тишиной домашнего очага.

Глава 8. Улицы Сиэтла

После того, как наши соседи оставили нам пластинку брата Are You Experienced, я постоянно ставил её на отцовский проигрыватель. Музыку слушали почти все мои дружки, хотя в большинстве своём говорить об этом не хотели. А поскольку его музыку слушали многие белые, чёрные братья отказывались признавать его за своего, считая, что он предал чёрное сознание. Временами на улице я слышал, как народ перетирал эту тему, но никогда не придавал этому большого значения, считая пустой и глупой затеей разговоры подобного рода. Более того, уверен, у всех у них была его пластинка, но они прятали её в платяном шкафу среди белья и слушали тайком дома по ночам, когда оставались одни.

Эти песни с его альбома были самые душевные и прекрасные кусочки музыки, которые когда–либо приводилось мне слышать. Hey Joe, Purple Haze и Foxey Lady постоянно передавали по радио, но меня затягивали более автобиографические песни, вот например, Manic Depression, описывающая постоянные его разочарования в погоне за своей мечтой. Для меня ясно как день, что он стихами рассказывает, как будучи малышом пытался дотронуться до музыки, ища её в отцовском радио. The Wind Cries Mary была бы ещё ближе мне, если бы звучала как The Wind Cries Lucille, в ней, уверен, Джими выразил те чувства, что запрятаны были им глубоко внутри давным–давно об отце и нашей маме, чувства, которые он никогда не решался высказать, когда мы росли. Третий камень от солнца это не просто фантастика, это рассказ о том, как мы, лёжа на лужайке за домом, всматривались в ночное звёздное небо. Брат продолжил свои исследования, как делал он это всю свою жизнь. В Are You Experienced? брат пошёл ещё дальше и спрашивает своих слушателей, как далеко они зашли в своих опытах, раздвигают ли они границы восприятия и собственного подсознания. Слушая альбом, вел я с ним откровенный диалог, какой никогда мы не могли себе позволить в детстве.

Каждый по–своему понимает стихи Джими. Почти все, с самого начала были уверены, что Purple Haze это про траву или LSD, я же не вижу там ничего такого. Но могу и согласиться, да, о наркомании, но наркомании религиозной. Это разговор Джими с Богом, его отношение к религии. "Поцелую небо" — слова молитвы, обращённые к духовной сфере нашей планеты. Мать Мария эта та девушка, которая приворожила его и указывала ему путь сражения. Стихи Джими удивительны и прекрасны, удивительны и прекрасны тем, что они многозначны, вы можете наделить их при желании своим собственным смыслом.

Мы с отцом стали постоянно посещать музыкальные магазины и узнавать новости о брате на их прилавках. Из–за брата фамилия наша, Хендриксы, стала настолько популярна в Сиэтле, что у отца прибавилось работы в его ландшафтном бизнесе. Всем хотелось, чтобы Хендриксы поработали именно у них. Мы уже не расчищали гаражи или чердаки от старого хлама. Мы стали заниматься исключительно лужайками перед домами и ландшафтным дизайном. Все состоятельные еврейские семьи стремились пригласить Хендриксов в свой дом. Отца засыпали заказами, он даже завёл журнал, в который стал записывать их очерёдность. Многие из заказов приходилось передавать коллегам.


Рекомендуем почитать
Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы

Книга посвящена видному государственному деятелю трех царствований: Александра I, Николая I и Александра II — Дмитрию Николаевичу Блудову (1785–1864). В ней рассмотрен наименее известный период его службы — дипломатический, который пришелся на эпоху наполеоновских войн с Россией; показано значение, которое придавал Александр I русскому языку в дипломатических документах, и выполнение Блудовым поручений, данных ему императором. В истории внешних отношений России Блудов оставил свой след. Один из «архивных юношей», представитель «золотой» московской молодежи 1800-х гг., дипломат и арзамасец Блудов, пройдя школу дипломатической службы, пришел к убеждению в необходимости реформирования системы национального образования России как основного средства развития страны.


Ахматова и Раневская. Загадочная дружба

50 лет назад не стало Анны Ахматовой. Но магия ее поэзии и трагедия ее жизни продолжают волновать и завораживать читателей. И одна из главных загадок ее судьбы – странная дружба великой поэтессы с великой актрисой Фаиной Раневской. Что свело вместе двух гениальных женщин с независимым «тяжелым» характером и бурным прошлым, обычно не терпевших соперничества и не стеснявшихся в выражениях? Как чопорная, «холодная» Ахматова, которая всегда трудно сходилась с людьми и мало кого к себе допускала, уживалась с жизнелюбивой скандалисткой и матерщинницей Раневской? Почему петербуржскую «снежную королеву» тянуло к еврейской «бой-бабе» и не тесно ли им было вдвоем на культурном олимпе – ведь сложно было найти двух более непохожих женщин, а их дружбу не зря называли «загадочной»! Кто оказался «третьим лишним» в этом союзе? И стоит ли верить намекам Лидии Чуковской на «чрезмерную теплоту» отношений Ахматовой с Раневской? Не избегая самых «неудобных» и острых вопросов, эта книга поможет вам по-новому взглянуть на жизнь и судьбу величайших женщин XX века.


Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.