Джими Хендрикс, история брата - [23]

Дом находился почти напротив городского суда по делам несовершеннолетних, который стал одним самых часто посещаемых мною мест. Меня часто ловили просто на улице. Они прозвали меня "безнадёжным" и даже однажды хотели послать меня в исправительную колонию, но миссис Ламб настояла, чтобы меня поместили в закрытую католическую школу для мальчиков. В самом начале 5–го класса она отвезла меня в школу Бриско, расположенную на юге Сиэтла. С первого взгляда мне стало ясно, что это самая настоящая тюрьма для несовершеннолетних. Но миссис Ламб была хорошо осведомлена о моих приключениях в школе и считала, что смена школы мне послужит на пользу. С первого взгляда я понял, что новая школа мне не подходит. Мне совершенно не хотелось поселиться в этом ужасном кирпичном здании, где все носят форму, и спят в огромных общих спальнях. Я заревел как маленький и попытался сбежать от миссис Ламб, пока она ставила машину на стоянку. Я понимал, что забирать меня оттуда в ближайшем будущем она не собиралась.

Итак, сбежав из школы Бриско, следующей моей остановкой стал дом миссис Мэгвуд, добросердечной пожилой дамы, живущей на углу 24–й и Олив–Стрит в Центральном районе. Мне нравилось жить у миссис Мэгвуд, но не только потому что она была доброй женщиной, главное, её дом был не в нескольких милях от отцовского, как дом Доминиксов, а всего в восьми кварталах от той крысиной норы, в которой отец с Бастером поселились в Ист–Террас.

После работы отец каждый день запирал весь свой садовый инвентарь в специальном сарае, чтобы никто не мог его украсть из кузова грузовика. Задней стеной дом примыкал к бензохранилищу и всюду пахло прелой травой. Поначалу трудно было привыкнуть к этой вони, но мне и не такое приходилось нюхать и после нескольких уикендов я уже ничего не чувствовал. К тому же мы с Бастером мало сидели дома.

Поскольку брат стал заниматься музыкой гораздо позже своих сверстников, ему было труднее влиться в местный музыкальный мир и найти какую–нибудь группу, которая захотела бы взять его к себе. Впервые я увидел брата, играющего вместе с другими, когда мы однажды, в воскресный полдень, пришли к одному старику–негру домой. Он наладил микрофон и поставил на стол небольшой портативный магнитофон и они вместе сыграли несколько вещей из репертуара Muddy Waters'a. Кончив играть, мы все втроём, сидя в гостиной этого старика, прослушали только что сделанную запись. Я не знал зачем она ему понадобилась, но по старику видно было, что он остался доволен проделанной работой. Это была самая первая запись из когда–либо сделанных моим братом и, взглянув на его лицо, я мог сказать, что он был счастлив как никогда.

Бастер пересёкся с этим стариком ещё раз, когда он его позвал в одну нору под названием Красный Петушок в Рентоне, штат Вашингтон, крошечное помещение с очагом посередине, дающим тепло в зиму. Только к вечеру мы добрались до Эмайр–Вей, теперь её переименовали в улицу Мартина Лютера, и Бастер присоединился к группе старика и они сыграли небольшой джем–сейшн. Его гитара оказалась на высоте в этой норе, потому что никто там не играл с усилителем. Все музыканты старше его по возрасту были в восторге от его игры и уже тогда увидели в нём талант. Они джемовали, добавляя соул, он же внёс в игру энергию мустангов гитары старых времён. Хотя он скоро отошёл от общих принципов, говоря геометрическим языком, по касательной, они все считали его своим. Манера игры старшего поколения музыкантов увлекала его и он многое перенял у них, но самому подойти и заговорить с ними он не решался. Он никогда не напрашивался поиграть с ними.

Однажды пополудни по поручению миссис Мэгвуд я пошёл в огород и набрал горчичных листьев, она попросила меня отнести их своей приятельнице миссис Пенниман, чей дом был всего в двух кварталах. Когда я туда добрался, то увидел перед домом чёрный блестящий лимузин. Я шёл мимо, разглядывая его окна, замешкался и столкнулся нос к носу, ни больше, ни меньше, как с её племянником, Ричардом Пенниманом, известной рок–звездой, которого все знали как Литл–Ричарда. Узнать его было трудно, на нём была белая майка и бандана. Но ошибки не было, однажды я его уже видел и запомнил лицо. У меня взорвался мозг. Мы с Бастером не раз видели Литл–Ричарда по телевизору и мы балдели под его музыку. Мы носились по квартире, вопя The Girl Can't Help It, но особенно нашу любимую — Люсиль. Вместе с Элвисом он был нашим идолом. И вот, оказывается, миссис Пенниман — тётя Литл–Ричарда!

Не теряя времени, я вскакиваю на велосипед и несусь что есть мочи домой. Бастер сидел склонившись над своей гитарой и я, ворвавшись в дом, как вихрь, понёсся к нему, вопя:

— Литл–Ричард у тётушкиного дома!

Не дав ему опомниться и переспросить меня, я выволок его из дома и сунул ему в руки велосипед. Запыхавшись, мы подъехали к дому миссис Пенниман. Я знал, что Бастер обрадуется, увидев так, прямо перед собой, живую рок–звезду, гения рок–н–ролла. Широко раскрытыми глазами мы с Бастером уставились на Литл–Ричарда, вышагивающего по кухне миссис Пенниман и готовящего себе жаренные окорочка и салат из горчичных листьев, которые я принёс ранее. Мы уже собрались уходить, но он остановил нас и подписал нам свои фото.