Джими Хендрикс, история брата - [10]

— Это твоя вина, Элли, — отчитывала отца бабушка нора. Она так всегда звала отца, Элли.

— Твоя, не её, ты один в этом полностью виноват. Ты знаешь лучше, чем кто–либо другой, что мальчикам нужна мать. А ты упёрся и всё испортил.

Отец не сердился на неё, он в глубине души чувствовал, что бабушка права. Не проронив ни слова, он, поджав хвост, запихивал своё тело в машину и отправлялся в Сиэтл, оставляя нас на всё лето в Ванкувере.

Бабушка Нора жила рядом с ванкуверскими верфями на Хастинг–Стрит, неподалёку от папиного сводного брата, дяди Франка и его жены тётушки Пёрл, так что мы с Бастером всё время курсировали между их домами. Помимо дяди Франка у отца был ещё один брат, которого звали Леон, но он неожиданно умер ещё в подростковом возрасте. Мы с братом просыпались в 7 утра, стараясь не проспать молочный фургон, проезжающий по нашей улице каждое утро. Как только заслышится колокольчик молочника, мы с Бастером вскакивали с постели и неслись ему навстречу. У брата всегда при себе было яблоко, которым он угощал лошадь молочника. Около этого времени обычно появлялся и развозчик льда. Нам нравилось наблюдать, как он, откинув задний борт, ловко, огромными клещами, выхватывал большущий ледовый куб. Вскинув его себе на плечо, он исчезал в одной из парадных. Такого куска хватало примерно на два дня, за это время продукты не портились и холод сохранялся в кладовых.

Наше счастливое лето в Ванкувере начиналось каждое утро с завтрака, что редко случалось дома. Бабушка Нора и Тётушка Пёрл зорко следили за тем, чтобы мы не остались без завтрака. По сравнению с жизнью в Сиэтле, Канада для нас оказалась раем и рай этот создавали для нас наши родные. Я не мог дождаться того момента, как тётушка Пёрл снимала толстый слой сливок, образовывающийся сверху молока и давала его мне. Бастер, так же как и сын дяди Франка и тётушки Пёрл, наш двоюродный брат Бобби, также не были обойдены вниманием тётушки Пёрл. Только их интересовало больше молоко. По утрам она делала яблочное пюре и пекла хлеб из кукурузной муки. И каждый получал по огромному ломтю тёплого хлеба с намазанным сверху яблочным пюре. Я не представлял себе лучшего начала дня.

Обычно мы с Бастером гуляли с самого утра до позднего вечера, когда солнце уже заходило за горизонт. Вместе с Бобби мы проходили всю Хастинг–Стрит, ведущую на Запад, к парку Стенли вблизи океана, там, почти у самого берега были железнодорожные пути. Бобби с Бастером были примерно одного возраста и мне, младшему из всех, приходилось довольно трудно, если игра затевалась рядом с путями. Мне казалось, что там их было сотни, тогда как их было, всего только шесть. Поезда уходили и прибывали, с грохотом проносясь мимо нас. Только пройдёт один, как уже виднеется встречный. Для Бастера или Бобби не представляло труда перебежать пути, чтобы выйти к берегу океана, я же стоял и трясся от страха.

— Ну, давай же, Леон! У тебя получится! — кричал брат уже с другой стороны. Но я стоял, как вкопанный. Вместо этого я шёл полмили до перехода и по нему пересекал пути. Казалось, проходила вечность, прежде чем я находил Бастера и Бобби, уже давно играющих на берегу океана. Иногда они уходили далеко вперёд и мне приходилось идти по их следам, чтобы найти их, но я бы прошёл всё побережье, только чтобы найти их.

Однажды я решился. Мне надоело всё время плестись далеко позади них и я понял, что пора посмотреть страху в лицо. Как всегда Бастер с Бобби были уже там и махали мне.

— Ты сможешь, Леон! — закричал Бастер. — Ну, давай!

Я понял, сейчас или никогда. Рассудок подсказывал, идти до перехода. Но во мне что–то напряглось, какое–то незнакомое чувство. Но я словно прирос к земле, будто кто–то держал меня сзади. Запаниковав, я обернулся, ища ботинок, он остался на первых путях.

— Что ты делаешь? — закричал Бобби мне.

— Леон, давай, быстрее! — крикнул Бастер.

Но ноги мои почувствовали какую–то сильную вибрацию. Сомнений не было, приближался поезд. Паровоз отчаянно свистел мне, как будто я не понимал, что поезд едет прямо на меня. Грохот колёс отдавался в моих костях. Из глаз градом полились слёзы и я зажмурил глаза. Не говоря ни слова, Бастер прыгнул через пути ко мне. Хотя я не думаю, чтобы он когда–либо так быстро бежал, мне его прыжок увиделся, как в замедленном кино. Только он схватил меня и мы покатились с насыпи, как поезд с грохотом пронёсся по путям мимо нас. Когда мы встали на ноги, у Бастера все ноги и руки были в крови. Чудо, что мы оба оказались живы. Мы огляделись, моего правого ботинка нигде не было. Должно быть его засосало вихрем поезда. Потеря одного ботинка ничем не лучше потери пары и бабушка Нора должна будет очень недовольна. Ну скажите мне, где она сможет достать мне один ботинок. Разве возможно пойти в магазин и купить недостающий ботинок? Конечно, она будет вынуждена купить пару новых. Мы стояли с Бастером и ревели, мы знали, что нам обоим предстояла взбучка по возвращении домой.

На скамейке сидели две девочки и видели всё, они тут же подбежали узнать, в порядке ли мы. Они отвели нас к себе домой, это оказалась совсем рядом, и промыли и перевязали Бастеру раны, а их мама даже испекла нам всем шоколадные пончики. После этого случая мы всегда заходили к ним, когда направлялись к океану, и нас всегда она угощала чем–нибудь сладким. Мы так и не узнали как её зовут, но Бастер звал её Бетти–Фаянсовая–Посуда.