Джим Джармуш. Стихи и музыка - [53]

Три персонажа, три города, три главы фильма со своими подзаголовками: «Новый свет», «Один год спустя» и «Рай». Магическое число – как в сказке о герое, что отправился за тридевять земель за счастьем. Такова, очевидно, цель миллионов мигрантов, прибывавших в Америку из всех стран мира, – постоянных персонажей фильмов Джармуша, хоть сам он родился и вырос в Штатах. Его постоянно тянет в Европу, и туда – в Париж, где режиссер действительно провел самые важные месяцы киноманской молодости, – отправлялся в финале «Отпуска без конца» его герой. Во Франции Джармуш, кажется, обучился важнейшему из своих умений: смотреть на Америку со стороны. И показал эту способность впервые при помощи героини «Страннее, чем рай» Евы, приезжающей в Нью-Йорк из родного Будапешта. Оттуда же родом театральная актриса Эстер Балинт, сыгравшая в фильме свою первую кинороль.

«Страннее, чем рай» начинается с венгерских иммигрантов. Потерянная Ева стоит рядом с аэропортом и смотрит на садящийся самолет. Одновременно с этим ее двоюродному брату Вилли звонит живущая в Кливленде тетушка Лотти. Старушка говорит с Вилли по-венгерски, называя его венгерским именем – Бела; тот требует, чтобы она перешла на английский, но тщетно. Лотти сообщает, что в гости к Вилли вот-вот приедет будапештская кузина. Она должна была переночевать и после этого ехать прямиком в Кливленд, но тетушка ложится в больницу на десять дней, так что Вилли придется приютить родственницу у себя.

Невольная встреча Евы и ее стильного бездельника-кузена, самопровозглашенного хипстера в кожаной куртке и неизменной шляпе, составляет содержание первой части фильма. Название «Новый свет» намекает на первооткрывательство: неофитка Ева прибыла прямиком в рай, как и предполагает ее имя, а теперь при помощи местного жителя будет открывать его для себя (не будем забывать, что в 1984-м речь шла о социалистическом Будапеште). Но «мир возможностей» показан Джармушем с саркастической иронией. Ни грязные пустые улицы, по которым Ева идет в поисках жилища Вилли, ни его скудно обставленная комната не впечатляют флегматичную приезжую. Она брезгливо смотрит на «телеужин», который поглощает Вилли, и спрашивает, из чего сделано то мясо, которое он ест. Пытается разобраться в правилах бейсбола и быстро сдается. Когда же кузен, расщедрившись, дарит ей платье – объявляет его уродливым и при первой возможности выбрасывает в мусор.

Без малейшего интереса смотрит Ева в компании Вилли по телевизору научно-фантастическое кино или спортивный матч. А когда он засыпает, даже не разворачивает экран в свою сторону. Она приехала из страны, откуда Америка казалась вселенной осуществившихся надежд, – но, прибыв по назначению, обнаружила, что и местные жители смотрят на воображаемую Америку через призму телевизора. Ее, этой райской Америки, не существует вовсе.

На лице Евы постоянно написано недоверие ко всему, что она видит вокруг. Джармуш делает ее неосуществленные мечты (бог знает о чем) фигурой умолчания, прячет ее разочарование под ироническим равнодушием. Но даже ее уклончивые реплики говорят за себя. Из тесной комнаты Вилли она мечтает наконец-то уехать к тетушке Лотти в Кливленд, но и там вынуждена встречаться со скучным бородатым служащим бензоколонки и торговать ненавистными хот-догами. Американизированный Вилли и его партнер Эдди уже кажутся ей спасителями на фоне контролирующей каждый ее шаг тетушки Лотти, которая отказывается разговаривать по-английски. «Один год спустя» похож на второе действие пьесы театра абсурда – в «Страннее, чем рай» Джармуш явно испытал влияние Беккета и Пинтера, – поскольку после перемены места действия не меняется ничего, кроме погоды: Кливленд заметен снегом. Теперь Ева мечтает уехать во Флориду: там по меньшей мере тепло.

Журнал Film Comment, встретивший выход фильма с восторгом, сравнил его с перевернутым «Волшебником страны Оз»: куда бы ни шла Ева со своими спутниками по воображаемой дороге из желтого кирпича, изумруды оказываются цветными стеклами. Долгожданный «рай» – собственно, Флорида – встречает их дешевым мотелем и пустынным ветреным пляжем, на котором ни к чему темные очки, первым делом купленные Вилли в ближайшем сувенирном магазине. Вместо реальных открыточных пейзажей – пальма на картине в отеле да пальмовая ветвь в вазе. Теперь Еве мечтается о деньгах, которые позволят улететь отсюда подальше. Желательно куда-нибудь в Европу, только бы не в опостылевший Будапешт. Замкнутый круг.

Незаметно Джармуш уходит от критики Америки как таковой, делая стержнем своего фильма неудовлетворенность и бесприютность любого человека, почему-то поверившего обещаниям судьбы. Апатия заядлого игрока Вилли, зарабатывающего деньги на бегах, и суетливое возбуждение его оптимистичного товарища Эдди не имеют никакого отношения к эмиграции – Вилли родился в Будапеште, но предпочел забыть об этом, а Эдди – коренной американец, хотя и о Флориде, и о Кливленде знает исключительно понаслышке. Само устройство жизни мешает каждому из троих героев узреть рай, как бы они его себе ни представляли. Пресловутая американская (и любая другая) мечта так же недостижима, как «Запретная планета» из дурацкого фантастического фильма. Даже когда Ева, Вилли и Эдди приезжают полюбоваться большим озером в Кливленде, метель не дает им насладиться предположительно впечатляющим видом. Снег да снег кругом. Пейзаж определенно инопланетный, но никак не райский.