Джихад. Экспансия и закат исламизма - [151]
Участие в выборах, а затем и в правительстве подвергло суровому испытанию сплоченность движения, которому, однако, удалось — в отличие от большинства его аналогов в других странах — сохранить в рамках единой организации, «Братьев-мусульман», подавляющее большинство представителей этого течения. В отличие от «Хамаса», которому пришлось считаться с соперничеством «Исламского джихада» и возраставшей самостоятельностью «бригад аль-Кассама», в отличие от египетских «Братьев», не контролировавших радикальную «Гамаа исламийя», или от ИФС, упустившего из-под своего контроля ВИГ, в Хашимитском королевстве авторитет «Братства» оспаривали лишь мелкие группы.[444] В 1990 году несколько активистов, вернувшихся из Афганистана, где они прониклись страстностью Абдаллаха Аззама, палестинско-иорданского глашатая джихада, создали «Армию Мухаммада», в которую вступили несколько десятков заговорщиков. В начале 1991 года, когда операция «Буря в пустыне» проносилась над Ираком, они перешли к действиям, применяя военную выучку, полученную в лагерях под Пешаваром, против питейных заведений и малочисленного в Иордании христианского меньшинства. Арестованные и приговоренные к различным наказаниям, они были помилованы королем в декабре того же года. Другие мелкие группы, созданные бывшими «афганцами», фигурировали в сообщениях СМИ до 1996 года включительно, но так и не прорвались в религиозно-политическое поле, которое «Братья» заперли более надежно, чем их египетские коллеги.[445] Кроме этого «экстремистского» протеста в Иордании можно было наблюдать еще одну достопримечательность — «независимых исламистов». Само это название появилось в связи с выборами, в которых они участвовали. В действительности речь шла о нотаблях, которые, будучи подхвачены исламистской волной, рассчитывали использовать ее в своих интересах, сохранив при этом свободу маневра по отношению к «Братьям-мусульманам».
В Иордании, как и в других странах, «Братство» объединяло в себе различные направления, располагавшиеся между двумя полюсами: неимущей городской молодежью — в основном палестинцами по происхождению, жителями лагерей беженцев и сменивших их кварталов спонтанной застройки — и набожной буржуазией, в первую очередь жителями таких традиционных городов Восточного берега Иордана, как Эс-Салт или Ирбид. При этом в рядах «независимых исламистов» не было трибуна или крупного «интеллектуала», способного мобилизовать народ на борьбу с «безбожным» режимом — источником всех бед[446] и поднять против него как улицу, так и лавочников. Хашимитская монархия действительно стремилась обласкать самых блестящих представителей этого слоя интеллектуалов: так, Исхак Фархан, видный университетский профессор палестинского происхождения, возглавляя в 1970–1973 годах сначала Министерство просвещения, а затем Министерство по делам религий, приостанавливал на этот период свою деятельность в рядах «Братства», в то время как его ведомство активно вербовало активистов и сторонников организации. Таким образом, иорданской исламистской интеллигенции было не с руки обличать власть — в отличие от интеллектуалов других стран, тем более 4Tq монархия активно апеллировала к религии в целях легитимизации своего существования. Иорданские интеллектуалы-исламисты с легкостью становились идеологами режима, заплатив за это минимальной сменой тональности, что предупреждало их переход на радикальные позиции и политически располагало «Братьев» скорее к переговорам, чем к выражению протеста.
Эта доминировавшая доктринальная гибкость не помешала, однако, возникновению острых дискуссий внутри движения. Так, с 1989 года в нем сформировались две противоборствовавшие линии. Против «голубей», выступавших за участие в выборах и слияние с политическим истеблишментом, возвысили голос «ястребы», вдохновленные писаниями Сайида Кутба. Для иорданских «Братьев-мусульман» главная трудность заключалась в способности удерживать в рамках единой организации эти противоречивые направления, выражавшие интересы различных социальных слоев, несмотря на центробежные силы, толкавшие лидеров из числа религиозной буржуазии к слиянию с системой, а тех, кто опирался на неимущую городскую молодежь, — к радикализации. С одной стороны, сосуществование этих двух направлений, каждое из которых имело возможность заблокировать функционирование организации, обуславливало некоторую инертность движения, а с другой — раскол обрек бы его на незавидную судьбу сестринских организаций в остальных частях арабского мира, которые боролись между собой за контроль над религиозным полем к вящей радости «безбожной» власти.
Первая лазейка из трудной ситуации была найдена в создании в 1992 году исламистской партии, юридически признанной в этом качестве под названием Фронта исламского действия (ФИД). Возглавляемая бывшим министром Исхаком Фарханом, одним из наиболее видных «голубей» и будущим президентом частного университета в Эз-Зарке, она стремилась к полноценному участию в политической жизни, тогда как «Братство» по-прежнему видело цель своей деятельности в религиозном наставничестве и осуществлении социального контроля Партия также взяла на вооружение демократический лексикон и объявила себя открытой как для мужчин, так и для женщин,
