Джеймс Хеллборн - Разрушитель Миров - [29]

— Оставь, ты не виновата, — поспешил успокоить ее Хеллборн. — За тобой могли следить еще от самого посольства или даже с Лондона.

— Все может быть. Итак, выхожу я из дамской комнаты, а в кафе как будто наступила альбионская полночь. Музыка не играет, свет не горит, и ни единой живой души. Я пришла к выводу, что отключилась на несколько часов, и заведение давно закрылось. С трудом нашла выход, чуть ли не наощупь — маленькая дверца где-то на кухне. Выбралась на улицу. Пошла на свет. В буквальном смысле. Потратила несколько минут на приступы удивления. Это же был коммерческий центр города — огни, реклама, работающие до самого утра клубы и рестораны. И вдруг — тьма! Какие-то трущобы, собаки лают за углом. Черт знает что! Похоже, пока я была без сознания, меня перетащили в другой район города! Так я решила тогда.

«Мне было проще, — подумал Хеллборн, — я был на незнакомом острове, где был готов встретить даже разумных говорящих слонов».

— А потом меня задержал патруль. Сперва я ничего не заподозрила. Они даже говорили по-испански. Но мои документы не произвели на них никакого впечатления.

Дальнейший расказ Патриции напомнил Хеллборну его собственные злоключения на Острове Свободных Черепов. С той разницей, что даму почти не били. Так, по щекам отхлестали.

— В конце концов они решили обвинить меня в изготовлении фальшивых документов, бродяжничестве и антисоциальном поведении. На большее у судьи не хватило фантазии. Два года исправительных работ на благо общества. Так это у них называется.

— «У них»?

Патриция оставила кресло, почти не глядя смахнула с книжной полки увесистый том и плюхнулась обратно. Еще один атлас мира.

— Вот, смотри. Касабланка принадлежит Доминации Спаги. Интересное государство, интересное общество… если изучать его снаружи. «Военная демократия». Так они это называют. Даже в конституции записано: «Доминация является солдатской республикой». Лет 40 назад это был винегрет испанских и французских колоний, но после мировой войны иностранные легионеры подняли восстание. Из-за какой-то ерунды. То ли им вовремя не заплатили, то ли собирались выбросить в отставку без пособия, темная история.

— Ничего себе ерунда! — почти искренне возмутился Хеллборн. — Я бы и сам взбунтовался!

— Так или иначе, метрополии были слишком истощены во время войны, и у них не было достаточно сил, чтобы подавить мятеж, — продолжала Патриция. — Поэтому великие державы неохотно признали новое государство. И не прогадали — только легионерам и удалось остановить наступление драконских красных армий двадцать лет назад.

— Забудь про легионеров, — нетерпеливо перебил ее Хеллборн, — успеем разобраться. Рассказывай про себя. «Два года исправительных работ на благо общества»?

— Публичный дом, — усмехнулась она. — Солдатский бордель. Все для блага человека и гражданина военной демократии.

Джеймс покраснел и не сразу нашел, что ответить.

— Тяжело пришлось?

— Не очень, — нарочито равнодушным тоном отозвалась Патриция. — С моей-то физиономией. Было очень мало желающих. У меня было достаточно времени прийти в себя и все обдумать. А потом мне помогли бежать. Одна из девушек оказалась подпольщицей, связанной с драконскими коммунистами. Так я оказалась по южную сторону границы и экватора. Выдала себя за англичанку. Сирота, тяжелое детство, феодальные угнетатели — никто не стал задавать лишних вопросов…

— Между прочим, меня это весьма удивило, — вспомнил Хеллборн. — Двадцать с лишним лет после революции? Давно пора превращаться в организованное государство. И как следует допрашивать подозрительных иностранцев, стремящихся получить гражданство Народной Республики.

— Об этом не принято говорить вслух, — мисс Блади перешла на шепот. — Но всего три года назад здесь случилась еще одна революция. Или военный переворот, называй как хочешь.

— Революция сожрала собственных детей? — понимающе усмехнулся Джеймс.

— Не совсем так. Дети революции сожрали ее отцов. Это был бунт молодых коммунистов. Они говорили, будто старые вожди предали революционные идеалы и превратили «боевую платформу нового мира» в обычную бюрократическую диктатуру, — поведала Патриция. — Так что мы прибыли вовремя. В самый разгар «второго романтического периода». Шпиономания под запретом. Лично товарищ Никель запретил. Это не значит, что местные секретные службы даром едят свой хлеб, но всех подряд иностранцев никто проверять не станет. Тем более из ГРИФОНа. Это ты здорово придумал. ГРИФОН — бардачная конфедерация, наследница Священной Римской Империи, добрых три сотни княжеств, имперских городов и рыцарских замков. Никто не станет проверять, отправлять запросы и докапываться до родословной «барона фон Хеллборна»…

— Вовремя?! — машинально переспросил Хеллборн. — Черта с два!

Она поняла, что он имеет в виду, и снова повернулась к полкам.

— Я бросилась в библиотеку, как только у меня представилась возможность. Там же и работу нашла. Очень удачно получилось. Перелопатила кучу литературы. Все учебники по физике и астрономии. Бесконечное множество толстых научных журналов. Задавала осторожные вопросы понимающим людям. И до сих пор ничего не поняла, — Патриция бессильно развела руками.