Джеронимо! Книга первая. Война - [42]

Пусть он и сделал попытку изменить будущее, но насколько удачную, ему останется неизвестным возможно до самой смерти. Но если раньше ему было не до всех этих переживаний, война и выживание просто не оставляли времени задуматься о чем то постороннем, то сейчас он был ничем не занят. Даже раны практически зажили и не напоминали о себе. Вот и появилось время на то, что обычно проходило мимо сознания, но видимо постепенно откладывалось где-то внутри.

Неизвестно, чем бы закончился этот приступ черной меланхолии, столь неожиданно навалившийся на попаданца, если бы не тот же радист, Майкл МакГрат. Непонятно как нашедший Тома на той же шлюпочной палубе Майкл сразу заметил, что с ним творится что-то неладное.

— Эй, Том, ты что? Баньши услышал? — с ходу начал тормошить застывшего с непонятным видом побледневшего приятеля радист (еще бы, вместе уже пару бутылок великолепного ирландского раздавили). — Может, тебе к врачу?

— Иди к черту, Майкл, — очнулся Том. — Скажи еще, что мне срочно пары уколов в задницу не хватает.

— Ха-ха-ха, — зашелся МакГрат. — Вот скажи мне еще раз, что ты не ирландец. Пьешь, как ирландец, шутишь тоже. Но мне все равно не нравится твой вид. Пошли, у меня как раз в каюту одна леди, в стеклянном платье, в гости зашла. И я с вахты сменился. Раз не хочешь уколоться — остается принять внутрь.

— Пошли, — согласился Толик.

В каюте МакГрата, как всегда, царил потрясающий, прямо-таки идеальный немецкий орднунг (порядок). Только сегодня Том не отпустил ни одну из традиционных шуток по этому поводу. Майкл сразу это заметил и тут же, без долгих разговоров вытащил из тумбочки стаканы и бутылку «Джек Дэниэлс».

— Выпьем, — разлив «на полпальца», предложил он. И был очень удивлен, когда Толик отобрав у него бутылку, долил себе стакан «под ободок».

— Будем! — предложил он. Майкл, забыв про свою порцию, проводил удивленным взглядом исчезающий в горле Томпсона напиток. И лишь когда тот со стуком поставил стакан точно в углубление на столике, спохватившись, в два глотка добил свой, даже забыв добавить воды. Естественно, закашлялся. — Ну, ты престидижитатор, Томми, — покачал он головой, одновременно стараясь восстановить дыхание. — Не ожидал. Можешь…

— Не просто можешь. «А мы можем это!»[14] — пошутил Том, чувствуя, как изнутри поднимается теплая, смывающая сплин волна.

— Не, все равно не понимаю, с чего ты так расстроился? Такое награждение… я бы радовался, а ты словно на похороны собрался, — разливая по второй порции и одновременно доставая откуда-то из-под стола несколько бананов, заметил Майкл.

— Какое, черт тебя побери, награждение? — непритворно удивился Том, принимая стакан.

— Твое, — удивленно глядя на Томпсона, ответил радист. — Ты что не знаешь еще? — и рассказал о полученной радиограмме. Потом, под постепенно «испарявшееся» из бутылки виски долго объяснял поплывшему от первой дозы Тому какой он герой и как им гордится он ирландец Майкл МакГрат, потомок одного из лучших стрелков ирландской бригады Мигера.

Наутро Том-Толик проснулся не в самом лучшем состоянии. Похмелье, наложенное на отложенную меланхолию и сплин — тяжелейшая штука, хуже любого тяжелого ранения. Спасала только армейская привычка делать дела, несмотря на настроение. «Шоу маст гоу он», черт побери! — вновь припомнив о награде, выругался он про себя. — Что теперь делать? Родственники наверняка появятся, да и мафиози уже ножики точат. Не думаю, что они сразу полезут, но едва шумиха поутихнет — очередной наезд надо ждать… надо ж дать… вопрос кому и сколько… Может действительно отдать часть? Не, таким только пальчик дай — всю руку откусят. Отберут и прихлопнут, как муху. А уж пакет акций — ни за что не отдам. Продадут за гроши, они же о перспективах фирмы не подозревают. Черт побери, и что делать? Кстати, а где мой браунинг?» — вспомнил о незаслуженно забытом трофее «гангстерской войны» Том. И сразу же решил узнать, где же его вещи. Оказалось, к непритворному удивлению, что все его личные вещи и пистолет плывут вместе с ним на корабле, в каптерке. Зато доработанный карабин остался в части, как штатное оружие. Но Том был рад уже тому, что привычный «браунинг» занял место в кобуре на поясе. К тому же он еще раз убедился, что при всяких расстройствах хорошо успокаивает нервы разборка и чистка оружия. А расстраиваться было от чего — просочившиеся в народ сведения о награждении вызвали нездоровый ажиотаж среди персонала плавучей больницы и ходячих раненых. Поэтому желающих пообщаться с новоиспеченным героем было намного больше, чем хотелось бы Тому. Да и бесцеремонность большинства из них ему не очень нравилась. Пришлось двое оставшихся до прибытия в порт суток просидеть в каюте, что, вместе с перечисленными проблемами (родственники, мафия, журналисты) отнюдь не способствовало хорошему настроению.

Повезло еще в том, что судно прибыло не в Нью-Йорк или другой знаменитый крупный порт (большинство из которых с трудом справлялось с перевалкой грузов для армии и ленд-лиза), а в Честер. Небольшой поселок, железнодорожный узел, и достаточно обширный порт, в котором стояло довольно много судов. Война и вызванный ей рост перевозок привели к новому расцвету города, но видно было, что ажиотаж держится только за счет военных грузов. Впрочем, Томпсону такая ситуация была на руку, позволяя избежать встречи с репортерами. Выгрузившись с парохода, он сразу заскочил в штаб и местный писарь, получив небольшой сувенир в виде итальянского окопного ножа, быстро выписал ему документы до Вашингтона. Вместе с взводом местных солдат, ехавших на какую-то базу в этом же штате, Том пробрался в вагон поезда и облегченно вздохнув, устроился вместе с четверкой пехотинцев — выходцев из Мэна в купе.